Не плачь, орчанка!

Удивительно, но он почувствовал облегчение. Осознание, что Брежнев еще не умер, принесло радость. Антон уже с любопытством стал следить за происходящим на экране. Гроб вынесли из Колонного зала, уложили на орудийный (диктор сказал «артиллерийский») лафет, и БРДМ с задранным к небу стволом крупнокалиберного пулемета повлек его к Красной площади. Там уже ждали выстроенные в парадные коробки войска и «трудящиеся» с портретами покойного генсека. Гроб переложили на постамент перед Мавзолеем, и руководители партии потекли по ступенькам вверх.

– Траурный митинг открывает Генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Владимирович Андропов, – сообщил Кириллов.

«Андропов станет Генеральным секретарем! – понял Антон. – Интересно».

Андропова он знал. Во-первых, тот возглавлял КГБ СССР, а пограничные войска проходили как раз по этому ведомству. Так что биографию своего самого высокого начальника солдаты изучали. И до службы было… Отец отзывался о председателе КГБ без восторга. Можно сказать, грубо.

«Когда это произойдет?» – подумал Антон.

В тот же миг, будто кто-то отследил его мысль, Красная площадь исчезла. Антон оказался в каком-то сквере. Ветер гнал по пустынным, заасфальтированным дорожкам обрывки бумаг и окурки. Антона поднесло к установленной у дорожки витрине. Там, за стеклом, виднелась выставленная для всеобщего обозрения газета. На нее падал свет уличного фонаря. «Советская Россия, – прочел Антон. – 15 ноября 1982 года. Девять лет прошло…»

В тот же миг он проснулся. Некоторое время лежал, пытаясь понять, где он и что видел. Вокруг было тихо. Неподалеку посвистывал носом Куворк, что-то пробормотала за печкой Люсиль. В селении, где принимали обоз, их разместили без комфорта. Знатным гостям выделили избу на троих. Они спали одетыми, сбросив только обувь и шубы. Зато у каждого – персональный топчан с матрасом. Новобранцев уложили на полу в сарае. Разве что соломы на него бросили. И никто не возмутился – привычное дело. Дома не лучше…

Антон нашарил у топчана сапоги, сунул в них ноги, взял шубу, которой укрывался, и вышел во двор. Там присел на ступеньки крыльца. Хотелось курить. Антон не имел склонности к табаку. Его отец не курил, о покойной матери и говорить нечего. А вот сослуживцы баловались. В летний сезон курева на КПП было завались. И какого! Незнакомые советскому человеку сигареты «Marlboro», «Pall Mall» и прочие. Иностранцы угощали. Принимать подношения запрещалось, но… Во-первых, это не подкуп, а проявление симпатии к советскому пограничнику. Во-вторых, начальники не без греха. И сигареты брали, и сувенирами не брезговали. Мало того. Пограничная река Прут кишела рыбой, что не удивительно – ее никто не ловил. Пограничная зона. Офицеры этим пользовались. Отправленные к реке солдаты ставили вентеря, которые регулярно опорожняли. Свежевыловленную рыбу живой несли к дому, где жили отцы-командиры. Там у крыльца стояла бочка с водой. В нее и сваливали добычу. Утром жены офицеров зачерпывали сачком приглянувшийся экземпляр. Тащили его на кухню.

Рыбы было так много, что съесть ее начальство физически не могло. Об этом знали работавшие на КПП таможенники. Они рыбу любили. Антон с товарищами получил заманчивое предложение: менять добычу по курсу килограмм на килограмм. Вино молдаване почему-то считали килограммами, а не литрами. Предложение было принято и претворено в жизнь. Пили, впрочем, умеренно. В памяти был свеж случай с предшествующим призывом. Там «дембеля» пошли вразнос. Ночью, выпив, захотели добавки. Угнали от КПП грузовик санитарного контроля и отправились в село к девкам. «Фрумос фетицы»[9] приняли их с душой. Обратно дембеля ехали никакие. Загнали машину в кювет и не смогли выбраться. Бросив авто, вернулись на заставу, где залегли спать.

Утром грянул скандал. Санитары обнаружили пропажу авто и позвонили в милицию. Та машину нашла. Заодно выяснила, кто на ней катался. ЧП тянуло на трибунал. Пьянка, самовольное оставление места службы, угон автомобиля… «Дембелей» следовало судить. Но тогда в пункте пропуска пришлось бы закрыть границу – кому проверять документы и досматривать машины? Дело замяли. «Дембелям» объявили «губу» (номинально, посадить было никак), пообещали, что домой «залетчики» поедут в знойном феврале, а не в ноябре-декабре, как честные пограничники. Так бы и произошло. Вмешалась политика. Залет произошел в августе. В сентябре на заставу приехал «комсомолец» из Кишинева. Офицер стал уговаривать «дембелей» ехать на ударную комсомольскую стройку в Сибирь. Обещал торжественные проводы и первую партию – то есть увольнение в начале ноября. Посулы отклика не находили: пограничники рвались домой. Лучше потерпеть месяц, чем отправиться в Сургут. И тут встали «залетчики».

– Мы согласны! – сказали хором.

«Комсомолец» расцвел, начальство заскрипело зубами. Но отыграть было никак – всесоюзная политическая кампания. Идти против партии? «Залетчиков» проводили в запас. Они сели в поезд и отправились на комсомольскую стройку.