Не обещай (СИ)

Е-мое, какой он, этот синий склон, крутой все-таки. Как беспилотно набираешь на нем скорость — повернуться не успеваешь. Е-мое, как неприятно падать — теперь это уже самые настоящие чудеса враскорячку.

И когда это я вчера намекала, будто, урожденная «узбечка» и «девушка с юга», имела возможность освоить скиинг? С чего он решил, что я сегодня на них стану?

Похоже, весь ЭфЭм становится свидетелем моих неуспехов, отчего особенно стремно.

Рик терпелив и не думает подкалывать или наезжать. Наоборот — преспокойно возится со мной, подсказывает, поощряет. Делится собственными навыками, только что приобретенными.

Обычно, когда мне что-то объясняют, я стараюсь внимательно выслушать и затем максимально точно повторить.

Не знаю, почему дела не клеятся сейчас. У меня не находится сил ни на благодарность, ни даже на самоиронию.

Больше всего меня грызет, что Рик так быстро научился, а я — нет. Наверно, он мог бы сегодня вообще хорошо продвинуться с нуля, если бы не я. От этой мысли мне становится объективно досадно, как если бы я была на его месте. В приступе паранойи мне начинает казаться, что он с сожалением смотрел вслед той пиарщице Нине и не прочь был бы сейчас оказаться рядом с ней.

Когда я окончательно выдыхаюсь и начинаю запарывать такую простейшую вещь, как выученный спуск «елочкой» — ноги, паразиты, разъезжаются, как угодно, только не гребаной елочкой — по моим щекам ползут злые, обиженные слезы.

— Езжай один, — отрезаю, когда он пытается помочь мне подняться. — Тебе ж скучно смотреть, как я тут долбаюсь.

— Да нет, — удивляется он. — На хер мне ехать, я и так уже умею. Я ж тебя сюда привез.

Сказано это спокойно, искренне и прямо. И тогда чувство благодарности, заваленное было под лавиной досадливой усталости, само-откапывается. Даром что минуту назад за сумасбродство его идеи — поездки сюда — я готова была сильно его наказать.

А он ведет меня передохнуть, организовывает из киоска поесть, чаю и даже глинтвейна и приговаривает:

— Ниче, научишься.

У него это звучит, как: «Куда денешься?..»

От его слов, еды и передыха я успокаиваюсь — дело, кстати, не последнее, если хочешь чему-либо научиться. Вообще-то, я мало чего боюсь, и это тоже мне помогает. Ну, и раньше спорт в виде спортивных танцев играл в моей не последнюю роль. Я еще пару раз падаю на голубом склоне, но мне почти плевать, что это больно, а вытаскивать из снега ноги в лыжах — стремно. В итоге я, пусть не гламурно, но «катаюсь», съезжаю с «синей» почти сама и даже заставляю Рика оставить меня на полчасика, чтобы самому съехать с «красной».

К концу короткого дня, еще не окрасившегося в крещенские сумерки, у меня везде ломит, сама я вспотевшая и мокрая от снега. Подозреваю, что у меня все тело вдобавок усеяно синяками и вмятинами разного размера. Рик — не знаю. Не видела, чтобы он хоть раз упал.

И все-таки чувствую я себя обалденно. Оказывается, когда попробуешь новые движения и перегрузки, то даже усталость и боль в мышцах способны приносить удовлетворение, а за взятие новых высот хочется себя вознаградить.

Как видно, того же мнения и команда ЭфЭм, вернее, та их часть, которая менее «лыж-спецы». Остальные, в том числе Франк, решили покататься подольше, чтоб дотемна и с фонарями на лыжне. А эти расположились всей компанией вокруг «стоячего» столика в каком-то сугробе возле лыжной забегаловки и там у них в полном разгаре апрэ-ски. Мы подключаемся, едим и пьем вместе с ними. Внутрь забегаловки не заходим — не пускают из-за пандемии, но после локдаунов и мы, и хозяева забегаловки рады, что можно хоть так.

Я впервые в подобном месте и успеваю окунуться в своеобразную снежно-укатанную атмосферу, пропитаться ею, как растаявшим на мне снегом, от которого из меня сейчас, кажется, валит пар. Мороз под вечер сильно крепчает, но чувствуем мы это не сразу.

Рик отмазывается, мол, он за рулем, сам же навязывает мне целую бадью «люмумбы» — горячего какао с ромом.

Заставляю и его отпить в знак благодарности.

— Ты ж меня столкнуть хотела, — отхлебывает он под эфэмовский хохот. — С обрыва. Или мне послышалось?

— Я пошутила, — поясняю нагло-весело. Меня прямо-таки распирает от радостного удовлетворения. — Я не то хотела сказать. Я имела в виду: Рик, это так круто, что ты поставил меня на лыжи.

— А-а. Ну, тогда пожалуйста, — едва заметно улыбается он.

И, обхватив меня за талию, заключает в свою ладонь ту мою ладонь, которая без кружки с люмумбой. Едим, пьем, а он так и стоит со мной в обнимку, тискает мои пальцы, разогревает.

Странное это чувство — стоять так, обнявшись, на людях. Забытое. Кажется, Рик тоже это ощущает — или кто это только что скользнул губами по моей щеке, оттуда — вниз по моей шее? От меня и так уже пар валит, мне жарко после катания. Жарко еще и потому, что я пьянею.

Люмумба — штука сладкая, но, тем не менее, серьезная. Вот допью и буду в стельку пьяная, а ему придется на руках переть меня к машине.

Эфэмовцев осталось совсем немного, а нас в потемках почти не видно. И нам не видно их.