Не нужно молчать

Последним, что я увидела перед уходом, была Фиби. Она стояла, прислонившись к штабелю составленных скамеек, и сжимала в руке туфли. Мне на секунду почудилось, будто она плачет – или вот-вот разрыдается. Когда мы проходили мимо, Фиби вскинула голову и натянула свою фирменную чирлидерскую улыбку. Улыбку, которую я видела до того тысячи раз. Улыбку, словно говорящую: «У меня все прекрасно!» Только вот мне показалась, что теперь Фиби сама ей не верит. И я ей тоже не поверила.

Глава 23

НА ОБРАТНОМ ПУТИ мы молчали. Однако это была не уютная тишина, в которой мы частенько сидели с Беном раньше, – тишина, означающая «все хорошо». Скорее это было обманчивое спокойствие утки, рассекающей гладь пруда: плавное движение на поверхности и бешеная работа лап под водой. Бен садился за руль в такой рассеянности, что забыл включить музыку, и теперь у меня в голове метались вопросы без ответа. Перед глазами по‐прежнему стояла Фиби. Я вспомнила прохладный прием, который Бен оказал Дуни, и задумалась – неужели он не рад освобождению друга? Что Фиби пыталась спрятать за фальшивой улыбкой?

Чем ближе подходишь, тем больше видишь.

Мне отчаянно хотелось залатать трещины в этом вечере смехом, музыкой или болтовней о любых пустяках. Секунды складывались в минуты, а я все искала слова, которые смогли бы разбить неловкость между нами, заглушить тонкий голосок, который в тишине был слышен слишком хорошо. Этот шепот становился громче с каждым днем – и после сегодняшнего вечера точно прибавил на пару децибел. Я вновь и вновь задавала мысленный вопрос одному и тому же человеку.

Человеком этим был Бен, а вопросом – «Ты знаешь, что на самом деле случилось на вечеринке?».

Свернув на подъездную дорожку, мы сразу увидели открытую дверь гаража. Адель Коди воевала с горой батончиков «Баунти», запакованных в полиэтилен по восемь штук. Желтые трессы для йоги и черный спортивный топик то выныривали, то снова скрывались за полками выше ее самой. Каждое движение четко очерчивало мышцы, сухие и натянутые, словно у стареющей поп-звезды: недобор естественного жира и перебор пилатеса. Адель освобождала место для бумажных полотенец, перемещая шоколадные батончики и бутылки «Бон Аквы» по ей одной известной логике.

Бен трижды ударился лбом о руль и так и остался сидеть в этой позе.

– Отлично.

Я вытянула руку, слегка помассировала ему шею и взъерошила волосы на затылке.

– Пойдем поздороваемся?

– Нет уж. Занята, и слава богу.

Я рассмеялась, хотя не была вполне уверена, что он шутит.

– Да ладно тебе.

Я отстегнула ремень и уже повернулась к двери, когда Бен притянул меня обратно и впился в губы поцелуем таким жадным, что я невольно растерялась. Эта жадность была во всем – как он нагибался ко мне, как сжимал в объятиях, как настойчиво его язык шарил у меня во рту. В этом поцелуе чувствовалось одновременно желание, жажда и тоска. Что‐то грубое и неприкрытое, без слов говорящее: «Пожалуйста, держи меня. Потому что я падаю».

Я лишь через минуту нашла ладонями его лицо, с усилием отстранилась и заглянула в глаза. Шесть дней спустя мы снова соприкасались лбами, но теперь были не друзьями с общей историей, а чем‐то куда большим.

– Пойдем к тебе, – прошептала я.

Бен посмотрел через ветровое стекло на гараж. Адель стояла на стремянке, пытаясь затолкать на верхнюю полку упаковку бумажных полотенец.

– Может, через парадный вход?

Я улыбнулась.

– Это займет всего секунду.

Адель восхищалась моим платьем все время, пока Бен вместо нее балансировал на стремянке, а потом торопливо закидывал остальное на нижние полки.

– Самое обычное платье с распродажи, – смущенно ответила я. – Нашла его в «Секонд-Сэндзе».

– Подумать только: и ведь кто‐то отказался от такой красоты! Как хорошо, что ты нашла ему применение. Кстати, я не ждала тебя так рано, Бенни. – Адель похлопала Бена по руке, но он сделал вид, что не слышал, и продолжил таскать упаковки с минеральной водой.

– Джон Дун тоже пришел на танцы, – сказала я, пытаясь заполнить паузу.

Бен тут же вскинулся, глядя на меня широко распахнутыми глазами. Зачем ты говоришь об этом с ней?

– В последнюю неделю все только об этом и твердят, – ответила Адель, качая головой. – Его отец запирается в кабинете и часами беседует по телефону с юристами. Марджи себе места не находит. Как ни увижу ее, рыдает в три ручья.

Бен водрузил последнюю пачку бумажных полотенец на место.

– В следующий раз зови ее к нам. Мы‐то теперь готовы к потопу. Даже ковчег не понадобится – этой кипой всю планету можно вытереть.

– Спасибо, милый. – Адель хотела потрепать его по щеке, но Бен увернулся. – Теперь нам долго не придется беспокоиться из‐за полотенец.

– А мы беспокоились о них раньше? Что, в мире бумажный кризис? Почему об этом не говорят в новостях? – В голосе Бена слышалось почти презрение.