Не навреди ему

Я сижу перед дверью кабинета, в котором будет проводиться допрос, вцепившись в ручки своей сумки.

Я столько раз уже повторила про себя свою историю, что могла бы пересказать ее во сне, но теперь мне нужно остановиться, чтобы сильно не расслабиться. Я должна быть убедительной, немного нервничать, умолкать, как будто копаясь в настоящих воспоминаниях, а на самом деле припоминая следующую порцию лжи. Нельзя, чтобы каждый следующий этап истории был уже под рукой. Все должно происходить как можно естественнее. Интересно, когда я стала такой хорошей лгуньей?

Утро прошло по плану. Проснувшись, я не ощутила у себя на груди неподъемного страха. Вымогательство Марго должно было усугубить мою тревогу, но вскоре я поняла, что это настоящий подарок. Она дала мне что-то, что я могу контролировать – или кого-то. Я не могу передвигаться незамеченной, а она может. И она это сделает – для нее ставки почти столь же высоки, как и для меня. А еще инспектор Конати и папка, которую мне передали похитители, в которой были все детали исчезновения ее сына.

«Я очень сожалею, что с ее сыном такое случилось, правда, – говорила я главному инспектору Уитмену. – Ей пришлось пережить ужасное событие. Но это не значит, что она имеет право преследовать меня и мою семью. Я уверена, вы понимаете, почему я расстроена».

Я объяснила, что если я показалась инспектору Конати несговорчивой или раздраженной, то это объясняется стрессом на работе. Я намекнула на операцию Шабира, напомнив о клятве о неразглашении, когда дело касается моих пациентов. Он долго извинялся и пообещал, что решит этот вопрос. Мне оставалось только снять наличные и ждать, когда Марго окажется в моей ловушке.

Мне жаль инспектора Конати, она действительно прошла через ужасное испытание, но я не готова ради этого пожертвовать своим сыном. Она хочет обеспечить безопасность Зака, но не понимает, что, копаясь в наших жизнях, подвергает его той самой опасности, от которой пытается уберечь. Я сделаю все возможное, чтобы ее остановить. Даже если придется разрушить ее карьеру.

После звонка в полицию я пошла в ванную, смыла в унитаз таблетки и завязала волосы в тугой узел, чтобы не выбивалось никаких соблазнительных волосков. Нельзя больше расклеиваться; я должна себя контролировать. Жалость к себе и разрушительные компенсаторные механизмы никуда меня не приведут. Я нужна Заку.

Дверь кабинета открывается, и на пороге появляется управляющий директор хирургического отделения, Кит Монтегю.

– Мы вас ждем, доктор Джонс.

Он пропускает меня вперед, и я вижу ряд столов, за которыми сидят члены правления больницы. Они смотрят, они ждут. Я встаю и вхожу в комнату. Монтегю быстро мне улыбается; я не знаю точно, что это означает – что он на моей стороне? Или что жалеет меня?

Я выхожу из женского туалета с салфетками, заткнутыми под мышки, лицо у меня покраснело и покрылось пятнами от волнения; косметику буквально смыло потом.

Может быть, ответы на их вопросы и звучали спокойно и взвешенно – я отрепетировала каждое слово и каждую фразу, но тело не умеет лгать.

Кто угодно превратился бы в комок нервов в такой ситуации, неважно, виноват он в чем-то или нет.

Я все время себе это повторяю, надеясь, что рано или поздно сама смогу в это поверить. Но тем не менее последний их вопрос по-прежнему звенит у меня в ушах.

Как вы полагаете, вы могли бы или хотели бы сделать что-то иначе во время операции?

«Нет, – говорю я сама себе, выходя в фойе, – я бы сделала это еще раз, если бы понадобилось».

На улице солнце жарит так, как будто и не было холода последних недель. Душный воздух бьет меня по щекам, как пощечина. Я иду по дорожке, огибающей больницу, глядя на часы и ускоряя шаг: я уже на двадцать минут опаздываю на встречу с Марго. Если она вообще придет.

Дойдя до мусорных баков, чувствую, что салфетки у меня под мышками насквозь мокрые, а лицо покрывают капельки пота от волнения и жары. Я быстро сворачиваю за угол, задержав дыхание.

Ее там нет.

Черт!

Я хожу взад и вперед, чувствуя, как закипает ярость, и борясь с желанием пнуть мусорный бак.

Я была уверена, что она примет мои правила. Но она, конечно, сбежала, трусиха.

Несмотря на вымогательство и шантаж, Марго была моей единственной надеждой; только над ней у меня был контроль. Сейчас кажется невозможным, чтобы я смогла вернуть Зака домой без ее помощи.

Я чувствую, как что-то падает на землю у моих ног, опускаю взгляд и вижу тлеющий сигаретный бычок.

Марго стоит неподалеку, сложив руки и многозначительно ухмыляясь.

– Запаниковала? – спрашивает она.

Я бы вздохнула с облегчением, если бы не знала, как ее это порадует.

– Не обольщайся, – отвечаю я, пытаясь снова принять хладнокровный вид. – Я понервничала из-за встречи с членами правления.

– Оно и видно, – говорит она. – У меня тут было время подумать.