Не надо печалиться, вся жизнь впереди!

Он стоит перед Кремлем.
А потом,
   вздохнув глубоко,
шепчет он Отцу и Богу:
«Прикажи…
И мы умрем!..»
Бдительный,
   полуголодный,
молодой,
знакомый мне, —
он живет в стране свободной,
самой радостной стране!
Любит детство вспоминать.
Каждый день ему —
   награда.
Знает то, что надо знать.
Ровно столько,
сколько надо.
С ходу он вступает в спор.
как-то сразу сатанея.
Даже
   собственным сомненьям
он готов давать отпор.
Жить он хочет не напрасно,
он поклялся
   жить в борьбе.
Все ему предельно ясно.
в этом мире
и в себе.
Проклял он
   врагов народа.
Верит, что вокруг друзья.
Счастлив!..

…А ведь это я —
пятьдесят второго года.

«Я верующим был…»

Я верующим был.
Почти с рожденья
я верил с удивленным наслажденьем
в счастливый свет
   домов многооконных…
Весь город был в портретах,
   как в иконах.
И крестные ходы —
   порайонно —
несли
свои хоругви и знамена…

А я писал, от радости шалея,
о том, как мудро смотрят с Мавзолея
на нас вожди «особого закала»
(Я мало знал.
И это помогало.)
Я усомниться в вере
   не пытался.

Стихи прошли.
А стыд за них
   остался.

«Колыхался меж дверей…»

Колыхался меж дверей
страх от крика воющего:
«Няня!..
Нянечка, скорей!..
Дайте обезболивающего!..
Дайте!!.»
И больной замолк…
Вечером сердешного
провезли тихонько в морг —
странного,
нездешнего…

Делают ученый вид
депутаты спорящие…
А вокруг
   страна вопит:
«Дайте обезболивающего!..»
«Дайте обезболивающего!..»
«Дайте…»

Страх

Как живешь ты, великая Родина Страха?
Сколько раз ты на страхе
   возрождалась из праха!..
Мы учились бояться еще до рожденья.
Страх державный
   выращивался, как растенье.
И крутые овчарки от ветра шалели,
охраняя
Колымские оранжереи…

И лежала Сибирь, как вселенская плаха,
и дрожала земля от всеобщего страха.
Мы о нем даже в собственных мыслях
молчали
и таскали его, будто горб, за плечами.
Был он в наших мечтах и надеждах далеких.
В доме – вместо тепла.
Вместо воздуха – в легких!
Он хозяином был.
Он жирел, сатанея…

Страшно то, что без страха
мне
гораздо страшнее.

Семейный альбом

Б. Громову

Вот – довоенное фото:
   ребенок со скрипкой.
Из вундеркиндов, которыми школа гордится.
Вырастет этот мальчик.
Погибнет под Ригой.
И не узнает, что сын у него родился…

Вот – фотография сына.
   В Алуште с женою.
Оба смеются чему-то.
   И оба прекрасны.
Он и она,
безутешны, сидят предо мною.
И говорят о Кабуле.
И смотрят в пространство…

Вот – фотография сына.
   Во взгляде надежда.
Вместе с друзьями стоит он у дома родного…
Этот задумчивый мальчик, похожий на деда,
в восьмидесятом
с войны
   не вернулся снова.

Анкеты