(Не) люби меня

— Что-то у тебя не слишком веселый вид.

С первых слов было понятно, что принц явился не с учтивыми речами. Обращение на «ты» было унизительным, и разговор предполагался такой же, а служанки, стоявшие за моей спиной, почтительно отошли на несколько шагов.

— Моего отца нет — поэтому? — продолжал принц и наклонился ко мне совсем близко.

Я передвинула стул, чтобы быть подальше от него, и не ответила. Но принца это не остановило.

— Что, уже все свои южные штучки ему показала? — спросил он, забирая с блюда пирожное и откусывая сразу половину. — Или что-то припасла на потом? Признаться, я понимаю отца. Я бы тоже не отказался попробовать, как это — когда ты высасываешь из мужчины все соки. Верей говорил, ты заглатывала его на всю длину, да еще язычком так щекотала… — и он демонстративно слизнул потекший с пирожного крем.

Я дернулась, как будто меня ударили, и свирепо посмотрела на принца. Нет!

Жозеф не мог сказать такого!

Принца рассмешил мой взгляд.

— Значит, правда. А я думал, он врет, когда говорил, что ты та еще развратница, и что шлюхам из монастыря святой Магдалены до тебя далеко. Ты и правда отсосала у него прямо в карете, когда переезжали границу? Мы с лордами Гербертом и Филдингом до сих пор гадаем — делала ты такое или нет.

Кровь бросилась мне в лицо от этих слов. Значит, Жозеф и правда рассказывал обо мне… Как он мог… Как мог…

— Ты покраснела, — принц поставил локоть на стол, наблюдая за мной. — Я знал, что все таки было. Герберт проспорил золотой.

— Мой муж поступил глупо, — сказала я срывающимся голосом, заставив себя посмотреть ему в глаза, чтобы он не думал, что я его боюсь. — Но вы поступили подло. Глупца простить можно, подлеца можно только презирать. Принц-подлец — жалкое зрелище.

Он явно не ожидал отпора и, помедлив. произнес:

— Я припомню тебе эти слова, когда отец тобой наиграется и выбросит, как своих прежних шлюх. Потому что в этой стране есть только одна королева — моя мать, — и он прихлопнул ладонью по столу, добавляя веса своим словам.

— Я не посягаю на ее место.

— Оно и не светит такой сучке, как ты, — сказал он, чем разозлил меня до предела. — Твое место не на троне, а в постели.

— О да! И там я — истинная королева! — сказала я дерзко.

Мы смотрели друг на друга с настоящей ненавистью. Принц уже открыл рот, чтобы сказать еще что-то оскорбительное, но вдруг передумал.

Едва не уронив стул, он вскочил и направился прочь от стола. Я смотрела ему вслед, и сердце мое колотилось от злости, от обиды и отчаяния.

Молокосос взбесил меня до дрожи в руках, и я залпом выпила полбокала вина, к которому не притрагивалась с начала праздника. Вино ударило в голову, но холодная хватка в груди ослабла.

Жозеф не мог поступить так подло. Он глупец, если разболтал посторонним наше самое сокровенное — и это было обидно до слез, до сердечной боли. Но он не подлец. Нет, все не может оказаться именно таким. Жозеф вернется, и я спрошу его об этом. Я узнаю правду. А до этого я не имею права сомневаться в муже.

Потому что если я начну сомневаться… то тогда погибну. Доверие к мужу — это единственное, что спасет меня в этом рассаднике прелюбодеев и безумцев.

Вино приглушало душевную боль, и я не заметила, как опустошила бокал. Стало почти хорошо, и я подперла голову, закрывая глаза и отдаваясь блаженному дурману.

Но знакомая мелодия заставила меня содрогнуться. Я узнала этот мотив с первых же аккордов. Его наигрывал король, когда пришел к нам с Жозефом в спальню, а сейчас исполнял один из менестрелей.

Склонившись к грифу лютни, музыкант касался струн бережно, как будто они были хрустальными, и я сразу узнала эти руки, эту манеру игры, хотя лицо исполнителя скрывала маска, а волосы были спрятаны под косынку, повязанную на южный манер.

Король играет на свадьбе моей золовки!

Я огляделась. Никто ничего не заметил, и даже королева была увлечена разговором с кем-то из приглашенных гостей, не обращая на музыканта внимания.

А он играл, лаская лютню, и время от времени поглядывал на меня. Глаза блестели под черной маской, и всякий раз, уловив этот блеск, я вздрагивала.

Король играл для меня. Для меня одной, потому что никто больше его не узнал, может, только принц. Поэтому-то он и умчался так стремительно.

Но это ничуть не польстило мне, а наоборот, испугало. Это означало, что на крепость моей чести начата новая атака, и я не представляла, чего дальше ожидать от противника. Если оскорбления наследного принца были предсказуемы, то король уже доказал, что умеет удивлять.

Я поманила служанку, и та подошла, кланяясь.

— Мне плохо, хочу уйти, — сказала я, поднимаясь из-за стола. — Можешь передать королеве, что сегодня я больше не выйду, пусть хоть тащат меня в зал из постели, голой.

Служанка вытаращилась на меня, но я почти бегом пересекла зал, под удивленными взглядами придворных, и поспешила в свою спальню. Но укрыться там мне не удалось, потому что у самых дверей меня перехватила леди Бригитта.

— Куда это ты? — набросилась она на меня. — Разве тебе давали разрешение уходить со свадьбы моей дочери?