Не измени себе

Легкая атлетика: Озолин, Зыбина, Пономарева, Болотникова, Клим, Голубничий, Руденков, Литуев, Шмидт, Сильвестр, Мано-лиу, Иванова, Бикила.

Волейбол: Мондзолевский, Чудина.

Я не говорю о спортсменах-профессионалах: тридцать три, тридцать пять это вообще их средний возраст.

Порой так "пекутся" о здоровье атлета, что почти уговаривают его уходить из спорта. Пятикратный чемпион по современному пятиборью Новиков, окончивший тренировки только в тридцать восемь лет, однажды признался мне:

- Года три уговаривали и вот наконец уговорили. А жаль, чувствую, что еще бы лет пять-шесть смог посоревноваться. И, полагаю, неплохо. Я уже иногда решался: ну их всех к монахам, попробую-ка еще раз выйти на стадион! Потом подумаешь, вроде бы как-то неудобно. Затюкать могут.

Неудобно! В этом слове - наша самая большая косность. Этот своеобразный психологический барьер - предел возраста спортсмена - придется преодолевать еще многие годы. И все же я уверен, что со временем для подавляющей массы спортсменов он будет отодвинут еще на десяток лет. Сегодня отодвигают его пока единицы. Спортсмены - личности. С крепким характером, особым взглядом на спорт и большой любовью к своему делу...

Несколько слов о славе спортсмена.

Она тоже не так уж кратковременна. Напротив, она нередко переживает его самого. Но, правда, лишь в том случае, если она была истинной. Что я имею в виду?

Есть несколько видов славы: случайная, скандальная, сенсационная, дутая, наконец, просто плохая и так далее... Но существует и настоящая.

То есть, когда люди, миллионы людей, помимо интереса к чисто спортивным достижениям, начинают уделять внимание спортсмену еще и как человеку...

Трагедия краткосрочности жизни спортсмена и его славы - трагедия для баловней от спорта... С теми, кто знает цену тяжелому, ежедневному, многолетнему труду, она, как правило, не случается...

Воробья я любил за легкий характер, широту души и спортивный талант. Но он был из рода баловней спорта. Все ему давалось легко, поэтому он привык работать наскоками, а не регулярно. Серьезная полоса неудач надломила его.

Во время тренировки его ударила копытом лошадь. Началась саркома, он ослеп. Жить ему оставалось пять-шесть месяцев. Воробей знал об этом. Прощаясь со мной, он сказал:

- Не пей. Я скоро подохну, это точно, но ты не пей. Ты должен устоять.

Однажды в какой-то очередной компании я поспорил, что сойду на руках по длинной лестнице. И пошел. Загипсованная нога все время перевешивала, я с трудом удерживал равновесие и спускался ступенька за ступенькой.

"Вниз... - вдруг мелькнуло во мне. - Даже здесь я иду вниз!"

Рядом скакала орава бездельников, кричала:

- Давай! Еще чуть? Митёк! Давай, давай!

Не дойдя две ступени, я рухнул. Меня успели подхватить. Отдышавшись, я отошел от компании.

У парапета я заметил мужчину своего возраста. Лицо его показалось мне знакомым. Сам он, видимо, уже давно наблюдал за мной. Я приблизился к нему.

- По-моему, я вас откуда-то знаю.

Он кивнул в сторону компании.

- Никак не могу связать с тобой этих. Каким образом? Я врач, медик. Слышал про твою катастрофу, но почему-то считал, что у тебя все в порядке. Что с ногой?

Я пожал плечами:

- Ничего. Гниет.

- Тебе можно помочь. Калинников... Ничего не говорит эта фамилия? Он уже много лет не только сращивает, но и удлиняет кость до двадцати пяти - тридцати сантиметров! В свое время мне посчастливилось побывать у него на практике.

Я твердо отозвался:

- Блеф!

Незнакомец достал записную книжку.

- Вот здесь телефон. Захочешь - позвони. До свидания.

Позвонил я лишь через два месяца. Просто так, без всякой надежды. И вдруг услышал:

- Ваш случай не представляет ничего сложного. Три-четыре месяца, и вы здоровы.

- Не может быть! - вскричал я.

- Может, - спокойно ответил доктор Калинников. - Главное затруднение в том, что мы не имеем права госпитализировать вас вне очереди. У нас, к сожалению, ограниченное количество коек. Если вы добьетесь от Минздрава СССР специального разрешения - пожалуйста.

И все-таки я ему не поверил. Лечиться в лучших клиниках страны почти два года - и вдруг в каком-то захолустье встать на ноги за три-четыре месяца!

Вечером я получил известие: Воробей умер.

В Киеве на кладбище я увидел свежий могильный холм, дощечку с надписью:

"Воробьев Иван Алексеевич 1934-1967 гг.

Капитан Советской Армии, чемпион мира".

С фотографии он смотрел на меня и, кажется, спрашивал: "Ну, как дела, Дима?"

Вслух я ответил ему:

- Плохо.

И заплакал.

КАЛИННИКОВ

Неожиданно мне позвонил известный прыгун Буслаев. Оказывается, он уже около трех лет мучается с ногой, причем лечился у самого Зайцева. А дело-то несложное - остеомиелит, и всего-навсего три с половиной сантиметра укорочение.

Буслаеву я отказал. Во-первых, обидится Зайцев, во-вторых, меня продолжали обвинять в саморекламе, если бы я без очереди положил в клинику человека, на меня бы тотчас обрушился новый шквал. К тому же в это время вокруг моего метода вновь развернулась такая дискуссия, что я обомлел.