Прыгая из последних сил, еще больше я тратил их на то, чтобы не показать Глухову и малейшей неуверенности в своей победе. Сбивая планку, я улыбался. Отдыхая, беспрерывно шутил. Иногда нарочно с самим Глуховым. Когда прыгал он, не обращал на него внимания. И вообще всем видом показывал сопернику, что соревновательный процесс для меня сугубо формальное явление. Кто будет первым, известно заранее. То есть я...
Глухов понемногу стал раздражаться. На себя. На меня он не мог - не было причин. С каждым прыжком все более нервничал и выбивался из колеи.
Когда планку подняли на 2 метра 15 сантиметров, я понял, что именно эту высоту мне нужно взять с первой попытки... Почему?.. Глухов знал: в новом сезоне это мой лучший результат. Выше я наверняка не прыгну.
Предстояло разубедить его в этом. Во что бы то ни стало надо было показать, что слухи о моем "разобранном" состоянии необоснованны, что уставшим я только прикидываюсь. Только так Глухов сломается.
Я собрал в себе остатки сил и эту задачу выполнил... Глухов не сломался. Наоборот, его охватило более жгучее желание победить меня. Но, как ни парадоксально, оно и явилось причиной его слома. От чрезмерных желаний планку обычно сбивают. Глухов не стал исключением. 215 он взял лишь с третьей попытки...
Сознание того, что я (слабейший) вдруг почему-то выигрываю у него (сильнейшего), стало постепенно доканывать Глухова. Чтобы ускорить этот процесс, я сделал такой жест - подошел к нему и спросил:
- Какую высоту ставить будем?
Он нервно подернул плечом, ответил:
- Какую, какую! 218!
- А может, сразу 221? Чего силы зря тратить?
Глухов разозленно отвернулся, пошел к судейскому столику и заказал 218. Я пришел следом, заявил:
- Эту высоту я пропускаю.
От такой наглости мой соперник чуть не задохнулся... В состоянии бессильной ярости он сбил планку все три раза...
Я, конечно, рисковал, но другого выхода у меня не было, пусть бы я умер, но 218 я бы уже не взял...
Позже, остыв, Глухов наконец понял это. Приблизившись, он тихо сказал мне:
- Уполз... Ну смотри! В другой раз такого никогда не случится!
Я широко улыбнулся, ответил:
- Правильно! В другой раз я тебя и близко не подпущу!
Этой фразой я закрепил свое прежнее моральное преимущество. И действительно, другого раза у Глухова уже не случилось...
Через месяц Кислов уговорил меня полететь на состязания в Норвегию. Уговорил, потому что я заболел гриппом. Ведущие прыгуны разъехались кто куда: в Польшу, во Францию, в Италию...
Матч СССР - Норвегия проводился впервые, нам хотелось его выиграть. С температурой 37,8 я отправился в Скандинавию. За ночь до соревнований я, как и в Токио, опять выпил стакан "Зверобоя". Наутро температура спала. Но слабость осталась.
В сектор я вышел на трясущихся ногах, перед глазами плавали мутные круги.
Все высоты: 203, 206, 209, 212 я преодолел "на зубах", все с третьей попытки.
И вдруг перед двумя метрами пятнадцатью сантиметрами я ощутил знакомую легкость. На этих соревнованиях я взял 218.
Преодолев в Норвегии свою хворь, я почувствовал, что вновь начинаю обретать силы. В Англии на крупных состязаниях - 220. Через две недели в Финляндии - 222. В Италии - 224. В США - 225.
В Америке я попросил установить 2 метра 29 сантиметров - выше своего мирового рекорда. Этот результат мне не покорился, но я почувствовал - близко.
В Париже взял 226, пошел на 230. К этой высоте я прикоснулся только кожей колена. Планка мелко задрожала и по микронам поползла с подставок, упала. Но было ясно: еще полмесяца, месяц, и я сяду на такого коня, на которого вряд ли кто еще сумеет сесть в течение ближайших нескольких лет.
Пока же я сел на мотоцикл. Сел позади сокурсницы по институту мотогонщицы. Я попросил ее подвезти меня до метро.
Москва стояла в золотых листьях, только что прошел дождь, проглянуло солнце. Все сверкало - лужи, река, окна домов, гранитный парапет набережной. Девушка (ее звали Светлана) оглянулась на меня, улыбнулась. На один миг. Но именно в этот миг я успел увидеть подрагивающую стрелку спидометра, отметку "80", крутой поворот дороги, исчезающей в темном провале туннеля, и перед его зевом огромную искрящуюся лужу. В следующее мгновение мотоцикл влетел в лужу, скользнул влево, из-под меня тотчас ушла опора. Страшный удар о столб, я понесся в черную бездонную дыру. Сознание успело поставить точку: "Все".
...Когда сознание вернулось, я увидел сокурсницу. Ее трясло в нервном ознобе. На ней самой не было ни царапины.
Я попытался встать и не смог. На обочине заметил свою правую туфлю. Посмотрел на ногу, с которой она соскочила, и не нашел ее. Я на ней сидел. Подо мной оказалась липкая лужа крови. Я высвободил из-под себя ступню вместо нее торчали страшные костные отломки. Сама ступня висела на одних связках и сухожилиях.
Кости были неестественно белого цвета. Я равнодушно отметил: "Все как в анатомичке института".
И тотчас почувствовал боль, точно ногу мне отрубили топором.
Из темноты туннеля вылетел МАЗ, пронзительно завизжал тормозами.
Я сидел на его пути - грузовик чудом не задавил меня.