Не измени себе

Высоту 215 я перелетел с первого захода. Мой соперник не отставал. Наблюдая за ним, я подметил, что в его поведении уже отсутствовала прежняя небрежность победителя, напротив - американец держался скромно, он предельно настроился на выигрыш. Он очень хотел победы именно в этой встрече. Во-первых, ему надо было оправдаться перед публикой за поражение в Риме и восстановить свой престиж, во-вторых, этот день совпадал с его днем рождения и Ник решил сам себе сделать подарок.

Я не менее соперника сознавал ответственность первого поединка. Было ясно: если сегодня мне удастся вырвать победу, две оставшиеся встречи пройдут легче. У Ника появятся первые "бациллы" смирения передо мной, как перед неоднократным победителем. То есть поражение на Олимпийских играх ему уже не покажется случайным.

После того как Ник перепрыгнул 217, к нему подбежали, стали целовать, поздравлять - словно меня уже не существовало. Сам американец слабыми жестами показывал, что, мол, еще рано, но все же охотно пожимал протянутые руки.

Я понимал, что публика давит на мою психику.

Электрическое табло напомнило, что настала моя очередь.

Я встал спиной к планке и, пытаясь собраться, несколько раз глубоко набрал грудью воздух. Наконец резко обернулся. Я так волновался, что поначалу ничего не увидел. Потом из какого-то марева теней и цветных пятен передо мной медленно выплыла и четко обозначилась тонкая горизонтальная линия. Я догадался, что это планка. Краем глаза я вдруг заметил, что Джемс уже дает интервью нескольким корреспондентам. Меня это разозлило. Я отвернулся от рейки и принялся бессмысленно шагать из стороны в сторону.

Зрители притихли - ждали, что будет дальше.

Вернувшись к месту разбега, я прикрыл глаза, постоял и резко сорвался вперед. Но, близко увидев планку, вдруг передумал прыгать и, нырнув в сторону, обежал стойку.

На трибунах дружно засмеялись.

У барьера я столкнулся с встревоженным Скачковым.

- С разбегом что-то, - соврал я ему и вернулся на исходное положение.

Очень тщательно, ступня за ступней я стал промерять дистанцию разбега. Подняв голову, я как бы споткнулся о напряженный взгляд Ника. Американец тотчас отвернулся и напропалую принялся кокетничать с секретаршей у судейского столика.

Табло по-прежнему высвечивало:

"217. Дмитрий Буслаев. Первая попытка".

Я вновь замер метрах в двадцати от планки. И вдруг до меня дошло: "Ложь! Все его действия... Он меня боится! Балда! - обозвал я себя. - Ведь я знал об этом с самого начала".

Мне сразу стало легко. Я побежал и очень легко перемахнул через рейку.

Зал и на этот раз не отреагировал на мой прыжок. Он молчал. Но уже не так, как раньше, - гораздо глубже.

Перед новой высотой - 219 - Ник, как когда-то в Риме, опять вытянул из-под майки свой золотой крестик. Помолился без суеты - с богом он, видимо, разговаривал на равных. Затем обернулся к планке и сразу понесся. Мягко, неслышно. Спланировав по другую сторону рейки, Джемс быстро выскочил из поролоновой ямы и победно воздел руки.

Восторгу американцев не было предела.

На такой высоте я не ожидал от него подобной прыти. Однако меня уже ничто не беспокоило. Я спокойно прошел к началу разбега, чуть постоял. Сейчас от меня требовалось одно: автоматическая серия необходимых движений. Я их совершил, 219 остались позади.

Впервые меня, наконец, наградили аплодисментами. Это было уже кое-что. Я начинал перетягивать симпатии публики.

Установили 221. Мощно взмахнув ногой, Ник Джемс на какую-то долю секунды завис над планкой. Когда он упал в яму, планка затрепетала и свалилась на него. Оставшись сидеть на матах, американец склонил, полову на грудь и некоторое время не двигался. Потом резко встал и отошел к скамейке.

Зал молчал. Это была первая немая реакция публики после прыжка моего соперника.

"Все нормально, - сказал я себе. - Все хорошо..."

Я во всю мощь помчался, сильно оттолкнулся, нарушил один из элементов техники, но тут же на взлете подправил его и вновь оказался по другую сторону рейки.

Вылезая из ямы, я заметил, как подскочил на скамейке мой сдержанный тренер, а вместе с ним и руководитель команды Кислов. Они даже обнялись.

Зрители на этот раз хлопали мне с полной отдачей.

Ник Джемс во второй раз прошел к началу разбега. Снова достал крестик, помолился: намного дольше, чем раньше. Публика замерла.

Пригнувшись, негр побежал, но перед планкой неожиданно дрогнул и проскочил мимо.

Американцы заулюлюкали.

Ни на кого не глядя, Джемс вернулся назад, но молиться больше не стал. Он неотрывно всматривался в планку, словно "заговаривал" ее. По себе я знал, что периферическим зрением он не упускает из виду и меня. И тогда я сел так, чтобы еще больше попасть в поле его зрения, я демонстративно принялся расшнуровывать прыжковые тапочки. Я показал ему, что в исходе поединка уже не сомневаюсь, эту высоту он не возьмет.

Ник Джемс опять понесся вперед и опять пробежал мимо.

Зал оглушительно засвистел.

Ник заметался. Он почувствовал, как из-под его ног уходит привычная почва - поддержка болельщиков.