Не ее дочь

Эмма кивнула, выпустила из рук платье, но через минуту снова им занялась. Эми почувствовала, как злость отвлекает ее от проповеди, гроба, темно-синих вен на левой руке тети Салли и слайд-шоу с фотографиями ее матери, более юной и привлекательной. Эми загородила щеку программкой, лишь бы не видеть Эмму и держать себя в руках.

Эмма прекрасно знала, что делает. Знала, как нажать на нужные рычаги, и Эми уже была готова выйти из себя и рявкнуть на дочь прямо в доме Божьем. Она глубоко вдохнула, а тетя Салли наклонилась и прошептала:

– Ох, Эми, как же мы будем жить без нее?

Похороны были малолюдными и короткими, с дешевым гробом и брошенной на крышку россыпью тюльпанов. Эми смотрела, как тело матери опустили на шесть футов под землю и засыпали сверху землей. Дома она сняла полиэтиленовую пленку с заготовленных блюд и пригласила на угощение материнских друзей, родных и знакомых.

Она ощутила странную зависть – мать вела такую насыщенную жизнь в этой глуши, а Эми страдала от одиночества и никчемности в бурлящем северо-западном штате. Ее мать всегда была прискорбно довольна жизнью, не желая ничего, кроме дарованного Богом. А Эми бессмысленно растрачивала каждую клеточку своего бесформенного несчастного тела и хотела чего угодно, только не того, что имела. Она все делала неправильно.

Еще несколько детей носились вместе с Эммой и Робби по дощатому полу, топая каблуками, но ее матери этот грохот понравился бы. А это материнский дом, и Эми не должна вести себя как в своем – орать, бранить детей или гоняться за ними. Так приятно было отвлечься от будничной рутины – дома, работы и бесконечного домашнего труда. Здесь нет нужды быть диктатором, но когда они вернутся домой, все встанет на свои места: нетерпение, раздражение, распорядок, бессонница.

К ней подошла тетя Салли, скрюченная и угловатая. Из-под ее шали выпирали острые плечи. Эми боялась, что если нажать пальцем на тетину ключицу, кость треснет и провалится прямо к позвоночнику.

– Как ты справляешься, Эми?

– Ну, сама понимаешь. Тяжело.

– Ты ведь никогда ее не навещала. А она постоянно говорила о тебе. И жалела, что так мало делает для тебя и детишек…

В Эми что-то надломилось. Она откашлялась и поискала глазами очередную плошку, с которой нужно снять пленку и выставить на стол.

– Ты что-нибудь ела?

Салли помахала перед лицом костлявой ладонью.

– Я мало ем. Всегда считала это способом продлить молодость. И никогда не перекусываю. Знаешь, в других странах вообще не принято кусочничать, а у нас это приобрело отвратительные формы. И все эти толстые дети… – Она сжала Эми руку. – Кстати, если не ешь, то и физических упражнений много не нужно.

Она засмеялась. Гортанный смех больше напоминал кашель при пневмонии или эмфиземе.

На лице тети Салли отразились сомнения, но она все-таки выдавила из себя следующую фразу:

– Не сказать чтобы ты пошла в меня в этом отношении. Да и не в мать. Она все эти годы так тяжко трудилась день ото дня. И все одна-одинешенька.

Эми громко шмякнула плошку на кухонный стол, а Салли шлепнула себя ладонью по груди. Несколько человек посмотрели в их сторону, Эми вытерла руки о фартук, найденный в глубине кладовки.

– Я могу тебе чем-то помочь, Салли? Или ты просто хочешь попенять, какая я жирная, как мало двигаюсь и какая дерьмовая дочь?

Салли попыталась что-то ответить, но запнулась, и Ричард пришел на выручку, уведя тетю в соседнюю комнату. Он сердито покосился на Эми, и его усы зашевелились, когда он выговорил одними губами: «Серьезно?»

Эми только пожала плечами.

– Эми?

Она уставилась на пожилого мужчину, которого не узнала.

– Да.

– Я – Гарри, близкий друг твоей матери. Мои соболезнования.

– Спасибо.

– Это твоя дочь? – Он показал через кухонное окно на Эмму, которая залезла на огромный дуб. – Остальных детей я по большей части знаю, но ее никогда не видел.

– Боже… Да, моя. Спасибо.

Эми огляделась в поисках Ричарда.

– Я уже собрался ее оттуда стащить, но не знал, как ты отреагируешь на незнакомца, хватающего твою девочку, вот и подумал, что лучше предупредить.

Слова Гарри утонули в охватившем ее гневе. Хотя бы раз! Она даже не может спокойно похоронить свою мать, чтобы Эмма не перетянула все внимание на себя!

Эми вылетела через дверь, на ходу впрыгнув в резиновые сапоги, и выкрикнула имя Эммы так, что оно разнеслось по всей ферме. У подножия дерева возился Робби вместе с другими детьми, вымазанными в грязи и свином навозе. Неужели свиней выпустили из загона?

Не обращая на нее никакого внимания, Эмма полезла выше, и когда Эми подбежала к дереву, девочка скинула туфельку, и та свалилась Эми на плечо. Она подобрала туфлю с влажной земли и со всей силы швырнула обратно, едва не угодив дочери по голове. Эмма вытаращила глаза, а Робби разревелся.

Почуяв опасность, другие дети забежали в дом, и Эми снова осталась один на один с дочерью, в привычном столкновении воль.

– Эми! Эми, иди в дом! Я разберусь. Тыковка, слезай, пожалуйста!