Он натянул свою любимую клетчатую куртку, вышел на крыльцо и с удивлением заметил, что солнце уже уходит за гору. Вскоре наступят сумерки. А он совершенно забыл о своих повседневных делах. Каким-то непонятным образом он проспал целый день. С Кирой Ландон Найлз.
Грэм сделал глубокий вдох. Ему нужно было прочистить мозги и избавиться от нежного запаха Киры. Он плотнее запахнул куртку, стряхнул маленький сугроб с кресла-качалки, сел в него и стал убеждать себя, что нельзя позволять себе поддаваться непонятным чувствам к девчонке, которую он едва знает.
Что же она все-таки там делала? И действительно ли она не знала, что Грэм прячется здесь, в горах? Как только ей станет лучше, он потребует ответы на все эти вопросы. Не потому, что ему так хочется, а потому, что он должен знать — чтобы обезопасить себя и более того — ее.
Отличного спасителя она себе выбрала, ничего не скажешь. Даже то, что она знает его имя, может возбудить кое у кого любопытство. Если она произнесет его вслух, власти возьмут ее в оборот.
Или еще хуже. Ею может заинтересоваться Майкл Фергюсон.
А он сидит здесь и валяет дурака. Грэм решил наконец встать и приняться за дела, но замер. Кира стояла в дверях хижины. Грэм отметил, что она нацепила одну из его футболок, сверху свитер, туго перетянутый в талии, а на плечи накинула одеяло. Она была еще сонной и выглядела нестерпимо сексуально. Само совершенство.
Несколько секунд Грэм не мог отвести от нее взгляд.
— Тебе не стоило вставать, — сердито пробурчал он.
— И тебе тоже доброго утра, Горец, — не смутилась она.
Грэм взглянул на небо, где уже появилась луна.
— Вечера, — поправил он и добавил, стараясь не выдать себя, не показать, какую она имеет над ним власть. — Тебе лучше вернуться в дом.
Кира прищурилась и, упрямо сдвинув брови, шагнула к нему, а не к двери.
Грэм уже хотел было сказать, что все будет так, как должно быть, — однако ему не пришлось утруждаться. Обледеневший пол крыльца сделал все за него. Не дойдя до кресла-качалки, Кира, в его носках, которые смотрелись на ней как носки великана на лилипуте, поскользнулась, издала звук вроде «уумпф» и рухнула прямо к нему на колени.
Она тут же попыталась подняться, но Грэм не был готов отпустить ее.
— Не уходи.
Он тут же осознал, что произнес те же слова, что и она немного раньше. «Интересно, заметила она или нет», — мельком подумал он.
Однако минуту спустя она все же расслабленно откинулась к нему на грудь и уютно поджала ноги. Он машинально обнял ее покрепче. Удивительно, насколько естественное это было ощущение — вот так держать ее у себя на коленях.
— По крайней мере, так ты не отморозишь себе пятую точку, — пробормотал он ей в макушку.
— Так ты поэтому попросил меня не уходить?
— Нет, — признался Грэм.
— Но ты все равно мне ничего не расскажешь, так? — спросила она.
Он погладил ее по плечам, по рукам, положил ладони на ее запястья.
— Нет. — И это снова была правда. — Но не потому, что не хочу.
— Так что же тебя останавливает?
— Инстинкт.
— Твой инстинкт говорит тебе, что мне нельзя доверять?
Грэм ухмыльнулся:
— Мой инстинкт как раз подсказывает мне, что я должен тебе довериться.
Он сжал ее руки, и их пальцы переплелись.
«А как она?» — вдруг подумал он. Доверяет ли она ему? Что говорит ей ее инстинкт? Ведь ей действительно не стоит ему доверять. У него слишком темное и запутанное прошлое и к тому же разбитое сердце. Черт возьми, да ему даже нечего ей предложить! Во всяком случае, пока он не разберется с Майклом Фергюсоном. А чтобы с ним разобраться, надо его найти.
— Итак… — подтолкнула Кира.
Оказалось, что он молчит уже довольно долго. Грэм оторвался от раздумий и вернулся в настоящее.
— Итак. Мой инстинкт говорит мне, что я могу тебе довериться. Но еще он говорит, если я расскажу тебе свою историю, то поставлю твою жизнь под угрозу.
— Разве угроза моей жизни не касается меня, и только меня?
— Кира, я не для того спасал тебе жизнь, чтобы тебя убили.
Он почувствовал, как напряглись ее пальцы.
— Ты… жалеешь, может быть?
— Жалею о чем?
— О том, что меня спас.
— Кира. Что бы ни случилось… — Грэм сделал многозначительную паузу, — я не пожалею об этом никогда в жизни.
Уголки ее губ чуть дрогнули в улыбке.
— Теперь я могу задать мои вопросы?
— Если ты вернешься в дом и позволишь мне спокойно накормить тебя супом и не уснешь через пять минут после этого, я отвечу на один твой вопрос. Любой.
— Ты даешь мне карт-бланш?
— Если пообещаешь не спрашивать ни о чем ужасном за ужином, то… да.
— Ты предпочитаешь говорить за столом о погоде и всякой ерунде?
Грэм кивнул:
— Именно. Исключительно о ерунде. В обмен на карт-бланш.
Тут она широко улыбнулась, и Грэма будто кольнуло в самое сердце. Околдован. Определенно он околдован.
Глава 12
Верный своему слову, Кэллоуэй все время, пока разжигал плиту, а потом колдовал над густым супом, поддерживал ненавязчивый разговор.