Не девичья память

— Пожалуй, мысли…

— Понятно. Вы нашли разгадку?

— Приближаюсь к ней. Новостей в агентстве нет?

— Вы имеете в виду новых клиентов?

— Ну…

— Приходили двое, но я им отказал.

— Почему?!

— Во-первых, вы отсутствуете. Во-вторых, насколько я уяснил, мы не ищем сбежавших жен и мужей.

— В принципе, это так…

— Правда, я взялся за розыски собаки…

— Кого?!

— Собаки. Приходила интеллигентная старушка и очень убивалась, у нее пропал шпиц.

— Ты шутишь?!

— Нисколько!

— И что дальше?

— При помощи Ксюши организовал местных мальчишек.

— Шерлока Холмса начитался.

— Все может быть. Но собачка нашлась. Старушка счастлива. И даже оплатила поиски.

— И не стыдно тебе обирать бедных старушек? — усмехнулась Мирослава.

— Стыдно, но она настаивала и утверждала, что она не нищая, хотя, живет только на пенсию. Короче, я взял с нее двести рублей. Сказал, что это вознаграждение нашедшему собачку.

— А сколько стоили поиски на самом деле?

— Пять тысяч семьсот пятьдесят восемь рублей.

— У нас есть специальный фонд для таких случаев.

— Я знаю…

— Откуда?

— Шура проинформировал.

— Ну что ж, спиши эту сумму на него.

— На Шуру?! — изумился Морис неподдельно.

— На фонд, — рассмеялась Мирослава.

— Фух! — выдохнул Морис, — а то я уж испугался…

— Да, если бы нам пришло такое в голову, Шура явно провел бы у нас под окнами акцию протеста и потребовал бы моральную компенсацию в виде кормления его «наполеонами» ежедневно в течение месяца.

— Он вчера забегал на чай. Ночевать не остался. Одну шарлотку съел здесь, другую прихватил для голодающего коллектива. У него было как раз ночное дежурство.

Поговорив еще минут десять с Морисом на отвлеченные темы, Мирослава почувствовала, что абсолютно успокоилась, и ей захотелось спать.

Кстати, и голос Мориса стал звучать сонно…

Распрощавшись с Миндаугасом, Мирослава тотчас заснула и даже не почувствовала, как Василий пробрался в комнату и устроился у нее в ногах.

Глава 6

Они уже позавтракали. Богдан крутил в руках чашку, на дне которой плескалась золотистая жидкость…

Мирослава решила прервать задумчивость хозяина.

— Вы сегодня никуда не спешите? — спросила она.

— Спешу, — ответил он, не поднимаясь с места.

— У моей бабушки когда-то была знакомая, которая прелестно гадала по чаинкам, оставшимся на дне чашки.

— Что? — Богдан вздрогнул, точно очнувшись от сна.

— Ничего… Говорю, что гадание в вопросах следствия — вещь занимательная, но мало полезная…

— Наверное…

Мирослава решила не спрашивать Трофимова, что там у него приключилось то ли на работе, то ли с Лизой. Это, собственно, ее не касается. Но вывести из оцепенения Трофимова не мешало бы.

— Помните, я рассказывала вам, что мы с Семеном были в музее?

— Конечно, помню.

— Я упомянула о полотнах Марии Белкиной, которые меня просто очаровали. Вы, конечно, о ней слышали?

Он усмехнулся, подозревая, что она заходит издалека, но пока не понял, что это значит и ответил:

— О Маше? Конечно, я не раз встречался с ней. Она не только художник бесподобный, но и человек прекрасный.

Мирослава, к своему облегчению, заметила, что Трофимов оживился.

Он между тем продолжал:

— Мария активно участвует в благотворительности. Она продала несколько своих картин, и все деньги пожертвовала в Фонд помощи больным детям и на другие благие цели.

— А у вас есть ее картины?

— Конечно! В моем кабинете висит «Сосновый бор», хотите посмотреть?

Мирослава для поддержания разговора, согласилась.

В кабинет хозяина дома она ни разу не заходила, хотя он и предлагал ей пользоваться его компьютером, но ей удобнее было располагаться за тем, что стоял в гостиной.

Сложив посуду в мойку, они поднялись на второй этаж и вошли в кабинет Богдана.

Мягкий полумрак и прохлада кабинета, наверное, в дополнение к картине, висевшей на стене, создавали атмосферу соснового бора…

Трофимов раздвинул портьеры, и Мирослава смогла лучше разглядеть картину…

Художнице удалось так осветить темные сосны лучами восходящего солнца, что от картины веяло светом и неиссякаемым оптимизмом. А глядя на россыпи солнечных зайчиков, весело прыгающих возле корней старых деревьев и на рыжеющей траве, зритель начинал невольно улыбаться.

Несколько минут Мирослава не могла оторвать взгляда от картины. Потом услышала голос Трофимова:

— А в спальне висят Машенькины анемоны. Хотите посмотреть?

— В другой раз, — уклончиво ответила Мирослава, не собираясь в принципе заходить в их с Лизой общую спальню.

Трофимов кивнул.

— Я тоже купила несколько картин для себя и для друзей.

— Вот как? Вы близко познакомились с Машей?

— Да, мне дали ее адрес в музее.

Трофимов хотел что-то спросить, но передумал.

— Богдан! Мне нужно поговорить с вами. Но та информация, которую вы сейчас услышите, должна остаться сугубо между нами.

— Да, если так надо.

— Помните, я говорила вам об Алене Саранцевой.

— Да, но интересовались вы больше ее женихом, — улыбнулся он.

Мирослава кивнула:

— Было такое. Хотя, меня, конечно, интересовала сама Алена, как девушка, за которой пытался ухаживать Олег.

— Пытался?

— Ну да, она же не ответила на его ухаживания.

— И вы думали, по какой же это причине? — спросил Трофимов.