Не делись со мной секретами

— Черт бы тебя побрал, о чем ты думала в этот момент? — спросил Барри, когда его жена возвратилась в гостиную.

— Я думала, что в этом доме запрещено выражаться, — напомнила ему Джесс.

— Ну вот, разреши мне помазать твою руку. — Не ожидая ответа, Морин натерла ладонь Джесс приятной и снимающей боль мазью.

— А вот и бинт.

— На что он мне?

— Подними руку над головой, — посоветовал Барри.

— Не беспокойся, Барри, порезы очень неглубокие.

— Может быть, вызвать врача? — предложила Морин: — Просто для перестраховки.

При упоминании слова врач Тайлер захныкал.

— Тайлер, успокойся, — приласкала его Морин, обняла и прижала к себе. — Этот врач не для тебя. — Она повернулась к Джесс. — Он боится врачей, потому что, когда он заболел последний раз, знаешь, когда была эпидемия гриппа, врач засунул ему в рот ложечку, чтобы осмотреть горло, и Тайлера стошнило. Он ненавидит, когда его рвет.

Джесс рассмеялась, а Тайлер заплакал еще громче.

— Прости меня, дорогой, — сказала она, наклоняясь к племяннику, но продолжая держать руку над головой и позволяя Шерри забинтовать пораненную ладонь. — Я засмеялась не над тобой. Я тоже ужасно не люблю, когда меня рвет.

— А кому это может понравиться? — воскликнул Барри и потянулся к телефону на столике рядом с собой. — Так что, Джесс? Нужна ли медицинская помощь?

— Не для меня. — Она позволила отцу подвести себя к софе и усадить между собой и своей новой знакомой. — Как ты знаешь, я не из нытиков. — Но даже если Барри и помнил подробности их последней стычки, то он не подал и виду.

— Удалось ли найти виновников вандализма над твоей машиной? — спросила Морин.

Джесс покачала головой, испытывая жуть от кажущегося присутствия Рика Фергюсона в комнате, наподобие призраков в ночь под Рождество. Она отогнала эти мысли звуком своего голоса.

— Насколько я понимаю, вы — настоящая художница, — сказала она женщине, сидевшей рядом.

Шерри засмеялась. Ее смех был чарующим, похожим на звон колокольчиков при порыве теплого ветерка. Мысленно Джесс услышала в отдалении более резкий смех своей матери.

— Я просто забавляюсь этим, хотя всегда очень сильно любила искусство, — объяснила Шерри, взглядом ища одобрения отца Джесс. Чего никогда бы не сделала моя мама, подумала Джесс.

— Вы говорите об искусстве в смысле живописи или обо мне? — игриво спросил отец.[2]

Шерри снова рассмеялась.

— Думаю, и о том, и о другом.

— Вы предпочитаете масляные краски или пастель? — для Джесс это было безразлично, но она хотела уйти от разговора на тему о любви.

— Мне больше нравится пастель, а ваш отец предпочитает масло.

Джесс поморщилась. Ее мать никогда бы не стала говорить за отца. И неужели эта женщина действительно считает нужным сообщать ей о том, что предпочитает ее отец?

— Шерри проявляет чрезмерную скромность, — включился в разговор отец, говоря теперь за Шерри. Неужели все влюбленные поступают таким же образом, подумала Джесс. — Она — довольно талантливая художница.

— Ну-у, — с некоторой нерешительностью протянула Шерри, — мне неплохо удаются статические сценки, натюрморты.

— Ее груши ужасны, — заявил Арт Костэр и подмигнул.

— Арт! — засмеялась Шерри и потянулась через Джесс, делая вид, что хочет шлепнуть Арта Костэра по руке. Джесс немного стало не по себе. — Вашему отцу удается обнаженная натура.

— Фигуристость, — добавил Барри.

— Я уговариваю ее согласиться позировать мне, — сказал Арт, улыбаясь Шерри так, как будто между ними не сидела Джесс. — Но она сказала, что бережет себя для Джеффри Кунса.

Опять в воздухе прозвучали мелодичные колокольчики. Предполагалось, что Джесс знает, кто такой Джеффри Кунс, но Джесс этого не знала, хотя тоже засмеялась, будто его имя ей о чем-то говорило.

Джесс воображала, как бы отнеслась ее мать к этой приятной семейной сценке: Морин стояла возле Барри, который положил руку на ее плечо, а она обвила руками сынишку; Джесс приютилась на софе между отцом и женщиной, которую он хотел рисовать в голом виде; близнецы возятся в колясочках, не сводя больших круглых глаз со своей мамочки. И правильно делаете, думала Джесс, наблюдая, как они ударяют ножками в башмачках по дну колясочек. Всегда смотрите на свою маму, мысленно предупредила она их. Смотрите за ней, чтобы она не пропала.

— Джесс, спустись на грешную землю, — услышала она опять. — Ты где витаешь? Вернись к нам.

— Простите, — быстро проговорила Джесс, заметив в глазах Барри искорку досады, как будто ее рассеянность объяснялась неумением свояка принимать гостей.

— Вы что-нибудь сказали?

— Шерри спросила тебя, любишь ли ты рисовать.

— Ах, простите. Я не услышала.

— Это было видно, — заметил Барри, и Джесс заметила беспокойство, появившееся во взгляде Морин.

— Я спросила просто так, — тут же пояснила Шерри, — чтобы поддержать разговор.

— В общем-то я не знаю, нравится мне рисовать или нет, — призналась Джесс. — Я не возвращалась к этому занятию с самого детства.

— А помнишь, как ты добралась до цветных карандашей и разрисовала все стены гостиной, — напомнила Морин, — и мама ужасно рассердилась, потому что стены только что покрасили.

— Я этого не помню.