— А как вы относитесь к своему бывшему мужу? — задал он уточняющий вопрос.
— Я уже сказала, что мы с ним друзья. — Джесс ужасно хотелось сесть, но она не решалась.
— Думаю, что между вами существует что-то большее.
— Вы ошибаетесь, если так думаете.
— Вчера вечером я звонил вам, Джесс, — продолжал он, подойдя к ней совсем вплотную. — Звонил чуть ли не всю ночь. Было уже, думаю, три часа утра, когда я бросил звонить и лег спать.
— Я не знала, что обязана отвечать вам.
Адам замолчал, отступил на два шага, воздев руки к небу.
— Вы правы. Мне не пристало задавать вам такие вопросы.
— Почему же вы их задаете?
— Точно не знаю. — Он выглядел таким же озадаченным, как чувствовала себя она. — Думаю, что мне хотелось бы знать, на что я могу надеяться. Если вы все еще привязаны к своему бывшему мужу, скажите об этом и меня здесь не будет.
— Я к нему не привязана, — поторопилась ответить Джесс.
— К этому мужчине с пирожками?
— Он знает о моем к нему отношении.
— Но надеется, что вы передумаете.
— Он увлекся кем-то другим.
— Пока вы не передумали.
— Этого не случится.
Несколько минут они пристально и молча смотрели друг на друга.
В следующее мгновение они оказались в объятиях друг друга, их губы слились, руками он гладил ее волосы.
Руками он скользнул к ее бедрам, стал целовать ей шею.
Она чуть не рассмеялась при мысли о таком соотношении понятий «неразборчивость» и «невинность». Конечно, она юрист, размышляла она. Она все может вывернуть шиворот-навыворот.
— Я не могу, — быстро сказала она, высвобождаясь из его объятий.
— Не можете что? — Его голос прозвучал почти так же хрипло, как голос Барри.
— Я пока что не готова к этому, — сказала она, отворачиваясь, как будто ища в комнате порицающие глаза. — Я даже не знаю, где вы живете.
— Вы хотите знать, где я живу? В Шеффильде, — выпалил он. — Однокомнатная квартира. В пяти минутах ходьбы от Рингли-Филд.
Неожиданно оба рассмеялись, раздались громкие раскаты хохота. Джесс почувствовала, как лопнуло и рассеялось напряжение последних нескольких дней. Она радостно смеялась, облегчая душу, чувствуя прилив чудотворной свежести. Она закатилась так громко, что у нее закололо в животе и слезы брызнули из глаз. Адам тут же осушил ее слезы своими поцелуями.
— Нет, — повторила она опять, выскальзывая из его рук. — Я, правда, не могу. Мне нужно время, чтобы подумать.
— Сколько же вам нужно времени?
— Я обдумаю это за ужином, — услышала она свой ответ.
Он уже стоял у двери.
— Куда бы вы хотели пойти?
И опять они хохотали, на этот раз так заливисто, что Джесс согнулась.
— А что, если я что-нибудь соображу здесь?
— Я не знал, что вы готовите.
— Идите за мной, — скомандовала она, продолжая смеяться, пока шла с кульком пирожков на кухню. — Вам один или два? — спросила она, открывая дверцу микроволновой духовки.
Он показал два пальца.
— А я открою бутылку с вином.
— Не думаю, что у меня есть вино, — робко заметила она.
— Нет вина?
Она раскрыла холодильник.
— И мороженого тоже нет.
— Нет вина? — опять изумился он.
— Мы нальем по стакану воды.
— Хлеб и вода, — задумчиво произнес он. — Где вы учились кулинарному искусству? В федеральной тюрьме?
Она перестала смеяться.
— Вы когда-нибудь сидели в тюрьме? — спросила она.
Он вздрогнул, вопрос ему показался забавным.
— О чем это вы спрашиваете?
— Просто стараюсь поддержать разговор.
— Вы себе так представляете вести дружеский разговор?
— Но вы мне не ответили.
— Не думаю, что вы спрашиваете серьезно.
— Конечно, нет, — поторопилась подтвердить она, положила четыре пирожка на поднос и задвинула его в духовку.
— Я никогда не бывал в тюрьме, Джесс. — Адам серьезно посмотрел на нее.
Она пожала плечами, как будто это не имело абсолютно никакого значения.
— Даже не навещали кого-либо из приятелей? — Стремление показаться естественной прозвучало чересчур нарочито даже для ее собственных ушей.
— Вы думаете, я якшаюсь с осужденными преступниками? Джесс, как я попал сюда?
— Об этом вы сами мне расскажете, — ответила Джесс, а Адам лишь улыбнулся на ее слова.
— Значит, вы были единственным ребенком, — произнесла Джесс, когда они сидели на полу перед тахтой и заканчивали свой ужин.
— Очень избалованным единственным ребенком, — детализировал он.
— Моя сестра обычно говорит: дети не яблоки, они не портятся.
— Что еще говорит ваша сестра?
— Ребенка нельзя испортить тем, что вы его чересчур сильно любите.
— Похоже, она очень хорошая мать.
— Думаю, что она такая и есть.
— Но в вашем тоне прозвучала нотка удивления.