— Просто я не ждала от нее такого, вот и все.
— А чего же вы ждали от нее?
— Не знаю. Возможно, блестящей карьеры.
— Может быть, она решила оставить это для вас.
— Может быть, — согласилась Джесс, удивляясь тому, что разговор всегда возвращался к ней самой. — Хотели ли вы со своей женой иметь детей?
— Хотели, — ответил он. — Но как-то не получилось.
Джесс поняла по тому, как сник его голос, что он не хотел бы развивать дальше эту тему. Она прожевала последний кусочек своего пирожка, поднесла стакан с водой ко рту.
— Как выглядела ваша мать? — неожиданно спросил он.
— Что? — Рука Джесс задрожала, вода из стакана расплескалась на пол. Она с трудом поднялась на ноги. — О Господи!
Он схватил ее за руку и нежно потянул опять вниз.
— Успокойтесь, Джесс. Это ведь только вода. — Салфеткой он вытер пролившуюся воду. — Что-нибудь не так?
— Все нормально.
— Тогда почему вы дрожите?
— Я не дрожу.
— Что такое сделала вам ваша мама?
— Что вы имеете в виду, что она мне сделала? — сердито спросила Джесс. — Ничего она мне не сделала. О чем это вы говорите?
— Почему вы не хотите говорить о ней?
— А зачем мне о ней говорить?
— Это показывает, что вы не хотите о ней говорить, — произнес он ровным тоном. — Потому что вы боитесь этого.
— Еще один мой невроз страха? — спросила Джесс с горькой иронией.
— Вам это виднее.
— Кто-нибудь говорил вам, что из вас вышел бы хороший адвокат?
— Джесс, что случилось с вашей мамой?
Она закрыла глаза, мысленно увидела свою мать, которая стояла рядом с ней на кухне их дома, по ее щекам текли слезы.
— Она пропала, — наконец сказала она.
— Пропала?
— Она обнаружила небольшую опухоль у себя в груди и порядочно испугалась. Она позвонила врачу, и тот сказал, что примет ее в этот же вечер. Но она так и не пришла на прием к нему. И с тех пор никто ее больше не видел.
— Тогда не исключается, что она все еще жива?
— Нет, это невозможно, — отрезала Джесс. — Это невозможно.
Он потянулся к ней, но она отстранилась.
— Она бы не бросила нас просто потому, что испугалась, — продолжала Джесс, как будто заглядывая глубоко внутрь себя. — Я хочу сказать, что, даже если она и испугалась, а это было именно так, это все равно не значит, что она все бросила и ушла от нас. Она не принадлежала к тем женщинам, которые могут запросто бросить мужа и дочерей, струсить перед жестокой реальностью. Независимо от того, как она была напугана. Независимо от того, насколько она рассердилась.
— Рассердилась?
— Я не имела в виду — рассердилась.
— Но именно это вы сказали.
— Я не собиралась говорить этого.
— Из-за чего она рассердилась, Джесс?
— Она не сердилась.
— Она рассердилась на вас, не правда ли?
Джесс посмотрела в окно. Залитое слезами лицо матери пристально смотрело на нее из-за старинных кружевных занавесок.
— Я спустилась на первый этаж и увидела, что она уже одета и готова выйти, — начала рассказывать Джесс. — Я спросила ее, куда она собралась, и сначала она не хотела мне говорить об этом. Но потом выяснилось, что она обнаружила опухоль в груди и вечером пойдет на прием к доктору. — Джесс попыталась засмеяться, но смех застрял у нее в горле, как кусочек пирожка, который она не могла ни проглотить, ни выплюнуть. — Это было похоже на мою маму: уже с утра быть готовой, если даже ей надо было уходить только вечером.
— Как те люди, которые накануне вечером отбирают одежду, которую они наденут завтра.
Джесс пропустила мимо ушей намек.
— Она спросила меня, не пойду ли я вместе с ней к доктору. Я ответила; «Конечно». Но потом мы повздорили. Обычные препирательства матери с дочерьми. Она считала меня очень своенравной. Я думала, что она излишне заботлива. Я сказала ей, чтобы она не вмешивалась в мою жизнь. А она на это ответила, что я могу не беспокоиться и не провожать ее к доктору. В сердцах я бросила: «Пусть будет по-твоему» и, хлопнув дверью, ушла из дома. Когда я возвратилась, ее уже не было.
— И вы вините себя в том, что произошло? — Это была скорее констатация факта, чем вопрос.
Джесс порывисто встала, чересчур большими шагами подошла к птичьей клетке.
— Привет, Фред, как дела?
— У Фреда дела идут отлично, — произнес Адам, подойдя к ней сзади. — Чего я не могу сказать о его хозяйке. Все, что вы мне рассказали, вы почитаете за вину, которую носили в себе все эти годы?
— Э, как в отношении нашего договора? — спросила Джесс, смахивая слезы, избегая его взгляда и сосредоточив все свое внимание на маленькой желтой пташке. — Не надо секретов, не надо лжи, помните? — Прильнув к клетке, она издала негромкие воркующие звуки.
— Выпускаете ли вы когда эту птичку из клетки? — спросил Адам.
— Канареек не полагается выпускать из клетки, — громко сказала Джесс, надеясь унять дрожь тела звуком своего голоса. — Это вам не прирученные попугаи. Канарейки — дикие птички. Их не рекомендуется выпускать из клетки.