И вот как-то вечером я сидела над кучей Катиных вещей, которые надо было привести в порядок, и, спустя какое-то время, обнаружила, что работа моя почти не движется... Что-то меня тревожило, давило, отвлекая от дела. И вот тогда-то, еще не отдавая себе в том отчета, я подумала, а хотела бы я еще раз испытать удивительное ощущение надвигающегося материнства. Ответ явился неожиданно — да, хотела бы... и на какую-то долю секунды перед моим внутренним взором предстал Павел, именно его я увидела в роли отца. Мне стало ясно, откуда возникла эта тревога: мысль о Павле, как о возможном отце моего ребенка, была не случайной — Павел по-прежнему волновал меня. Да чего уж там волновал, боюсь, к тому времени я уже окончательно была им околдована. Мысли мои постоянно вращались вокруг него — и ночью, и днем мне не было от них покоя. Я безнадежно влюбилась в него и ничто не помогало мне перебороть в себе это чувство: ни трезвые доводы рассудка, ни уговоры, ни страх, ни даже его предательство. Но выхода я не видела и должна была справиться с этой бедой — у моей любви не было будущего. Следовало любой ценой вернуть себе свободу и душевный покой. Но как это сделать, я не знала. Оставалось уповать на время. Нужно подождать, и все пройдет само собой. «Ничто не длится вечно», — убеждала я себя, но, похоже, в душе и сама не очень-то в это верила.
Приближающийся конец месяца прибавил работы, что меня только радовало. Постоянная занятость отвлекала от ненужных, навязчивых мыслей и времени на самокопание почти не оставалось. У Павла, как видно, тоже период был не из легких, я практически его не видела, а потом он и вовсе уехал в Москву, после чего должен был лететь в Германию. Время было на моей стороне. Правда, и в этой как будто удачно складывающейся ситуации все и вся напоминали мне о Павле: то коллеги заводили о нем разговор, то вдруг мама ни с того ни с сего интересовалась развитием наших отношений, то Даша, от которой не ускользнуло возникшее между нами отчуждение, несколько раз порывалась выяснить, что же случилось. Все это сбивало меня с нужного настроя. Я отмалчивалась или отделывалась ничего не значащими фразами. Даша дулась, видя, что я что-то скрываю от нее, но потом как будто смирилась и перестала ко мне приставать.
— Я надеюсь, ты не забыла о моем дне рождения? — в один из дней напомнила она. — Я никаких отказов не приму, так и знай...
И я клятвенно пообещала, что обязательно приду. Оставалась надежда, что Павел к тому времени еще не успеет вернуться, но, как бы то ни было, я все равно должна была пойти, потому что из-за своей трусости обидеть Дашу не могла.
В субботу мы с Катей уехали на дачу, а в воскресенье я вернулась в город одна. Мама решила, что для меня настало время вплотную заняться своей личной жизнью.
Начало было назначено на пять часов, времени, чтобы привести себя в порядок, было предостаточно. Повинуясь чисто женскому инстинкту, к тому же, что ни говори, а мое самолюбие было задето, я решила приложить все силы, чтобы выглядеть не просто хорошо, а блестяще. Я вымыла голову и тщательно уложила свои светлые волосы. Затем почти час провела перед зеркалом, колдуя над макияжем, стараясь не переусердствовать с косметикой. Я вообще редко пользовалась ею, считая, что на моем бледном лице она выглядит слишком вызывающе. В итоге мне удалось добиться желаемого: помада естественного оттенка, серый карандаш для век, чуть-чуть туши и немного румян сделали свое дело — из зеркала на меня смотрела прекрасная незнакомка. Я буквально преобразилась! И, наверно, впервые себе понравилась...
Я выглянула в окно, чтобы окончательно решить, что же надеть. Еще с утра чувствовалось, что погода меняется: ветер посвежел, нагнал множество облаков, из-за которых все реже выглядывало солнце. И я остановила свой выбор на бирюзовом платье, подаренном мамой. Будучи достаточно легким и в то же время с длинными рукавами, оно как нельзя лучше подходило к данному случаю, не считая того, что было единственным стоящим нарядом в моем гардеробе. Туфли и небольшая сумочка были далеко не новыми, но выглядели еще вполне прилично.
Время пролетело быстро. Прихватив срезанные на даче ирисы, последние в этом сезоне, я вышла на улицу, а про зонт, конечно, и думать забыла.
Пока я добиралась до Дашиного дома, мне казалось, что все встречные-поперечные только и делают, что разглядывают меня с головы до ног. К тому моменту, когда я позвонила в Дашину дверь, от моей уверенности не осталось и следа.
Дверь открыла сама именинница.
— Глазам своим не верю, ты это или не ты! Вот это да! — воскликнула Даша, уставившись на меня широко распахнутыми глазами и окончательно повергнув в замешательство.
— Что-то не так? — упавшим голосом спросила я.