-Муж ни всегда посвящает меня в свои дела. Но если поехал значит, были какие-то дела. Спросите в муниципалитете, они должны знать.- Натали терялась в ответах на вопросы.
-У Вас есть какие-нибудь предположения относительно местонахождения мужа?- вопросы становились все более прозрачными.
-Нет, врагов у нас в городе не было. Я даже не представляю, кто мог...- ее глаза приобрели ошалелый вид. Хенку подумалось, что женщина должна, немала, повидать, чтобы ни заплакать в такую минуту.
-Выкуп так и не потребовали.- Вставил Хенк, видя, что разговор заходит в тупик.- А где ваша дочь. Может, она видела что-либо странное?
-Она давно уехала учиться.- Нервно процедила Наталья.
-И Ваша дочь тоже?- обратился Хенк к тихой жене Алекса.
-Да. Они вместе уехали.- Она явно была, награни и если бы что-то знала, давно бы сорвалась и рассказала. Ей хотелось скорей закончить весь этот неожиданный кошмар.
-А им уже сообщили? Ведь это их кровные отцы.- Хенк был мягок, но напорист.
-Я не знаю. Я думаю, муниципалитет уже известил... я надеюсь что известил...- она заплакала. Хенк с Эдом переглянулись.
-Мы еще зайдем.- добавил Эд шепотом, тихо удаляясь, чтобы ни мешать чужому горю. Интересно, почему люди стараются не мешать чужому горю, но всегда рады разделить чужое счастье?
Напарники вышли из дома и направились осмотреться во дворе, предварительно спросив разрешения у хозяйки, которая заверила их в полном сотрудничестве в любое время.
-Тебе ни кажется тут что-то странным?
-Уж очень изолировано, должно быть, это место, если им на ум не приходит просто позвонить детям. Очень странно. Как то ни вериться мне, что мэрного брата похищали задним числом. (!!!!)Машину мэра нашли у надела. Машина Алекса ни покидала завода, на котором он работает каждый день. Либо его выкрал один из работников завода, либо, что куда более вероятно, оба брата были в наделе во время похищения. В любом случае надо спросить у шерифа о работниках завода. Может кто-то что-то видел, но молчит. Или хотя бы среди них найдуться подозрительные, те, кого можно допросить плотнее.
----------------
Алекс очнулся, прошло, может быть несколько дней. В отсутствие событий время величина абстрактная. Все тело жутко болело. Удивительно, но человек может привыкнуть к чему угодно. Даже к постоянной боли.
Вначале было жутко неудобно, ноги напоминали какое-то месиво. Как два мешка с крупой. Двигать ими было невозможно, но боли были жуткие. Боль была тягучей. Люди проживают долгие жизни. Иногда люди даже об этом вспоминают. Ни редко они жаждут остановить самое чудесное из мгновений жизни, сродни новоиспеченному Фаусту. Только они забывают, что путь в ад выстлан благими намерениями.
Все вокруг Алекса напоминала застывшее мгновение... голые, ободранные ничем ни примечательные стены, тягучая боль как от удара тяжелым предметом ниже пояса, бесконечно капающая вода. Если долго слушать капающую воду можно сойти сума. Это напоминала насмешку дьявола в одном из застывших мгновений ада.
Алекс и к этому привык. Алекс давно отключил боль в голове. Он знал, что у него практически нет ног, и понимал, что это больно. Но мозг больше, ни фиксировал этих болевых ощущений. Он просто с ними смирился. Он ни слышал и вечно кающей воды, и ни видел ободранных стен. Алекс думал о своей семье. Его старшая дочь такая красавица, младшая Эмми и его чудесная жена. Близнецы необъяснимо чувствуют друг друга. Алекс знал, что брат где-то рядом.
----------------
Мэр давно уже ни спал. Он не мог спать от болей непонимания и шока по всему телу. Ноги ему полностью ампутировали, предварительно стерев большую часть тканей. Первые полдня мэр, как зачарованный повторял: “Этого не может быть, мне это просто сниться”. Он опосался уснуть и снова проснуться здесь же. Долгое недосыпание и внутреннее изнеможение стали понемногу сказываться на его психологическом равновесии. Он то и дело кричал на постоянно капающую воду, где то в углу. То на бога, то на самого себя. “Да заткнись ты уже ... тупорылая вода... Заткнись сука. ЗАткнисьььь!”, “Где ты, когда ты мне нужен. Сукин ты сын. Ты отвернулся от меня, когда был мне так нужен. Я тебя ненавижу”- И тому подобное.
На следующий день или около того Алексашка видимо устал от самого себя и решил заключить с богом мир: “Помоги мне господь. Спаси меня. Я исправлюсь я никогда больше ни стану нарушать божий промысел. Помоги мне я тебя молю. Ты же даришь людям прошение. Услышь и меня. Я ведь твое дитя”. Трудно точно сказать насколько он был в адекватном состоянии, потому что его попытки договориться о своем спасении были обращены то к богу, то к своему или своим мучителям, то просто к тому, кто его услышит: “Эй, кто-нибудь ... У меня есть деньги. Давайте договоримся. Вы никогда больше ни будете знать, ни в чем нужды”.
Кажется, на третий день в Мэре совсем потух огонек. Все, что осталось в его голове - это боль от зверски искромсанных ног и внутреннее изнеможение от собственных стенаний. К концу третьего дня мэр уже ни кричал, а просто лежал и смотрел в потолок. Ни думая, ни о чем, и ни о ком на свете.
----------------