— Дела разные следователи ведут, а на осмотрах ведь, сами понимаете, все тела в крови. Будто сплошная рана, а не трупы. Когда заключения судмедов смотрел, то обращал в первую очередь на описания характера повреждений, которые могли повлечь смерть. А ранки эти мельком пробежал, и глаз не зацепился. Умер-то человек не от них, понимаете.
— Признаюсь, возможно, и у меня бы не зацепился. Вот только в Москве найден труп некого Артура Дицони с похожим повреждением.
— В Москве? Далековато. Вряд ли это наш убийца. Это уж точно — совпадение.
— Не думаю. Ведь Дицони был в Зеленоярске полгода назад. В такие совпадения я точно не верю.
— Постойте… А это не тот ли Дицони, который под крылом самой принцессы процветает? — Палыч осекся, будто сказал лишнего.
— Он самый, а вы откуда знаете?
— Слухи ходят по Москве. Я же там частенько бываю. Частным порядком. Родители у меня москвичи. Однако то, что у нас душегуб серийный завелся, это факт, — Палыч задумчиво потер виски. — Возможно, он даже не местный. Из Москвы приезжает. Вот только дела все равно не объединишь. Общий признак один у них. Порез под пупком. Маловато будет.
— И не надо объединять, — сказал я. — Резонанс на весь Союз поднимется. Из области набегут, дела у вас отнимут.
— Ну да, — покачал головой Палыч. — А меня еще на пенсию турнут. За то, что не углядел, как вы говорите, серийность. Тут палка о двух концах.
— Отлично, что вы нас понимаете, Егор Павлович. Мы займемся этими преступлениями. Разрешите я кое-какие снимки из заключений перефотографирую.
— Да, конечно.
— Тогда товарищ Вахрамеев пришлет фотографа.
Мы вышли из прокуратуры, а Вахрамеев торжествовал:
— Я же говорил, что это дело рук одного человека. Как чуял.
— Серега, — сказал я. — Ты-то стреляный воробей, как не разглядел раны специфические?
— Да я же не на все убийства выезжал, — оправдывался тот. — На меня еще молодняк повесили. Учи, дескать, Сергей Антонович, подрастающее поколение уму-разуму. А они бестолковые почти все. Работы у нас в городе нет, кроме как на ГЭС устроиться. Вот и прутся в милицию все подряд с окрестных деревень. Нет… Если с ними поработать, то толк в будущем будет. Вот только самому нет времени разгребать задачи архиважные, которые начальство на мой горб прицепило. Оттого и выговорами меня обвешали, как елку игрушками.
— А мне Караваев отзывался о тебе, как о лучшем сыщике.
— Был я когда-то передовиком, пока должность старшего не дали. Теперь не знаю, как обратно на простого инспектора уголовного розыска спрыгнуть, — вздохнул Вахрамеев. — Уже не дадут. Поздно пить «Боржоми».
Он на минуту задумался и шел молча. А когда мы приблизились к «Волге», спросил:
— Какие планы, командир?
— Кто там, говоришь, адвоката зарезал?
— Гришка Лаптев, сосед его.
— Побеседовать с ним хочу. Он в СИЗО?
— Не-е… СИЗО у нас в области, мотаться далеко, а его пока сейчас у нас допрашивают, все не могут никак признание получить. В КПЗ сидит.
— Отлично, — потирал я руки. — Устрой с ним встречу.
За нашими спинами лязгнули засовы, громыхнул массивный замок, отсекая нас от «воли». Полумрак серого помещения давил низким потолком. Пахнуло мокрыми тряпками и крысиными хвостами.
Впереди шагал дежурный, бряцая массивной связкой ключей. За ним шел Вахрамеев и я.
— Сюда, Андрей, — Серега показал на ответвление облупившегося коридора, которое оказалось маленьким кабинетиком с вросшим в пол металлическим столом и зарешеченным окном-бойницей под самым потолком.
Через пару минут к нам привели задержанного. Широкоплечий детина с грустными по-детски глазами и носом-картошкой, усеянным сеточкой красных сосудов.
— Присаживайся, Григорий, — кивнул я на колченогий стул напротив себя.
Тот, тяжко вздохнув, уселся с опаской на сидушку с протёртой обивкой, из-под которой торчали куски ваты. Меня боится или стул считает ненадежным?
— Рассказывай, — я протянул ему сигарету, которую заблаговременно стрельнул у Вахрамеева. — Как Слободчука убил.
— Опять, — Лаптев глянул исподлобья, будто телок перед закланием. — Сто раз уже говорил, что не убивал я эту паскуду.
— Почему паскуду? Гражданин Слободчук, насколько я узнал, слыл успешным адвокатом.
— Он мне трешку на опохмел зажал, — скривился электрик. — Я к нему приходил в тот вечер, он меня послал по матери. Сказал, что не займёт, пока старый долг не верну. Что за человек? У самого деньжищ — на сберкнижку не вмещаются, а мне несколько рублей пожалел. Вот я и осерчал. Сказал, чтобы бабы ему так же давали, как он мне взаймы, хотел еще в глаз двинуть, так он, паразит, дверь перед мордой моей захлопнул, чуть нос не прищемил, паскуда.
— Соседи слышали скандал, — подтвердил Вахрамеев.
— А дальше что было? — я внимательно следил за мимикой и жестами подозреваемого, пытаясь понять, врет он или нет.