— Да не-е… Вот как парнишка по телосложению примерно, — старушка кивнула на меня. — И ростом такой же, может, чуть пониже.
— Пониже? — следователя уже понемногу потряхивало. — Да какой же он здоровый тогда?
— А для меня все здоровые, кто на голову меня выше, — ехидно скривилась пенсионерка. — Я с сантиметром не хожу, а по себе меряю.
— Ясно, — удрученно проговорил Горохов, смерив взглядом бабульку, рост у которой был метр с кастрюлькой. — Таисия Павловна, спасибо за помощь, сейчас участковый ваши показания запишет. До свидания.
Мы вышли на улицу, оставив Осинкина “воевать” со свидетельницей дальше. Горохов вытащил сигарету и никак не мог подкурить. Чиркал зажигалкой, но, похоже, она сдохла.
— Твою мать! — с досады он швырнул сигарету на землю и растер ее ботинком.
— Никита Егорович, — обратился я к шефу, настроение которого падало с каждой минутой. — Разрешите отлучиться?
— А работать кто будет? — хмуро буркнул он дежурную фразу.
— Так я по работе, проверить кое-что надо.
— А… Ну давай, — безразлично ответил он, очевидно, размышляя о том, что после сегодняшнего убийства, расследование теперь уж точно глубоко в заднице. Хоть докладывай начальству прямо так, в этих же выражениях.
— Можно я Погодина с собой возьму?
— Что ты задумал? — в глазах следователя мелькнула искорка интереса.
— Если вы не против, потом подробно доложу. Если все срастется.
— Суеверный, что ли? Ладно, черт тогда с тобой, валяй…
***
— Куда мы едем? — Погодин теребил поясную кобуру с пистолетом. — А Горохов точно нас отпустил?
— Приедем — увидишь, – ответил я. – И не трогай пистолет. А то пристрелишь себя ненароком или того хуже — машину повредишь. Новая почти, жалко.
— А меня, значит, не жалко?
— И тебя жалко, — усмехнулся я. — Просто друзей у меня несколько, а “Волга” одна. Да и то не моя.
Федя недовольно сопел, явно не оценив шутку. Минут через двадцать мы въехали во двор элитного дома.
— Знакомый адрес… — задумчиво пробормотал он, крутя головой. — Погоди… Так это же дом Зинченко! Зачем мы здесь?
— Думай, Федя, думай…
— Все равно не пойму. Зинченко задержан, жена здесь не живет. Тут только Женька. Блин! Ты думаешь, это?..
— Пока не уверен, но не исключено.
— Охренеть! Но он же такой…
— Какой?
— Ну, не знаю… Судя по твоим рассказам — молодой, несерьезный.
— Ага, прям как ты. Ты смог бы человека убить?
— Ну и шуточки у тебя, Петров!
— Приехали, надевай, — я протянул Погодину пару резиновых перчаток, что заранее взял у судмеда.
Сам тоже натянул такие.
— Зачем? — Федя удивленно таращился на реквизит, которым в жизни ни разу не пользовался.
— Мусорку будем обшаривать, — я кивнул на ржавые мусорные баки, от которых изрядно несло тухлятиной.
— И что мы будем там искать?
— Толстовку.
— Чего? — еще больше удивился Федя.
— Фильм про Рокки смотрел? — спросил я, не надеясь на положительный ответ. Видака у Погодина явно не было, а первые видеосалоны появятся лишь через несколько лет, в начале восьмидесятых.
— Про кого?
— Про боксера. Пару лет назад фильм вышел. Так вот, он в “свитере” с капюшоном тренировался. С тех пор такая одежда стала очень популярна в Америке. В СССР она с фарцой могла попасть. А наш Женя Зинченко, хоть и не стиляга, но шмотками заграничными не брезгует. Вот я и подумал, что мог он такой свитерок прикупить. Очень удобная одежда для темных делишек. Капюшончик накинул, и морды не видно.
Я вспомнил, что в начале двухтысячных даже в какой-то стране скандал был, где правительство запретило посещать торговые центры гражданам в толстовках с капюшонами, чтобы те не скрывали своих лиц от камер видеонаблюдения.
— Гениально! — оживился Погодин. — Только почему кофта в мусорке должна быть? Дефицит, фарца – в мусорку?
Такое возмутило даже Погодина, хотя он-то модником точно не был.
— Потому что убитая Ягодкина клок с него выдрала. А Женька наш в рванье ходить не будет. Я его знаю, если “свитерок” его, то на помойку выкинет.
Я все старался следить за языком и не называть больше эту кофту толстовкой – или, не дай бог, вообще худи.
— Понял, — кивнул Федя и заглянул в мусорный бак.
Поморщился и брезгливо опустил в него руки. Мусорных пакетов в СССР еще не изобрели, и содержимое бака представляло собой сплошное месиво из картофельных очисток, бутылок (кроме “чебурашек”, которые свято сдавали), объедков и прочих бумажек.
Минут двадцать мы рылись в мусорке, как заправские бомжи.
— Нашел! — закричал Федя, выуживая из бака ворсистую толстовку с капюшоном серого цвета.
— Есть! — воскликнул я. — Молодец, Федя.
Осмотрел толстовку. На капюшоне была небольшая, но некрасивая рваная дыра:
— А теперь бросай ее обратно, я сейчас Горохову позвоню, пусть приезжает, будем протоколом ее изымать официально. Стой возле бака и никуда не отходи. Следи, чтобы никто сверху мусора не накидал или не подрезал кофтейку. Охраняй ее, как свою невесту после выкупа.
— Понял, а ты куда? Телефонная будка не в той стороне!
— А к Женьке наведаюсь.
— Один? Давай я с тобой!