Назад дороги нет

Откидываюсь на спинку кресла, запрокидываю голову и, закрыв глаза, массирую пальцами переносицу. Нужно привести расшатанные нервы хоть в какое-то подобие порядка, пока совсем с катушек не слетел. Мысль о том, чтобы прихлопнуть Слона на месте не даёт покоя, но понимаю, что делу это не поможет. Во всяком случае, пока. Без него поиски Борисова растянутся, а мне нужно посмотреть этому подонку в глаза как можно быстрее.

— Ну, ссыкун, нечего тут кадыком дёргать, — говорит Роджер. — Открывай хавальник и вещай нам, заинтересованным товарищам, обо всём, что знаешь.

Роджер спокоен, даже кажется скучающим, когда произносит всё это, но это обманчивое спокойствие. Как у гепарда перед прыжком. Жаль, что Слон слишком плохо знает моего друга.

— Я не понимаю…

Достал, мать его, агнец божий.

— Ну что ты заладил одно и то же? — спрашиваю, рывком поднимаясь с места. — Ты же не идиот, Слон. Ты уже тут сколько работаешь? Восемь лет?

— Д...да.

— Я только одного не могу понять, в какой именно момент вы все решили, что я идиот кромешный и у меня под носом можно творить всякую херню?

Пусть я идиот, но мне на самом деле интересно в этом разобраться.

— Вик, спокойнее, — тихо просит Роджер, хватает меня за плечо. — Ещё пришибёшь ведь. Оно тебе нужно?

Наверное, у меня на лице написано что-то такое, из-за чего Роджер сделал такой вывод, а внутри и правда, клокочет ярость, на куски разрывает. “Бразерс” слишком много значит для меня, чтобы такая херота не била больно в самое сердце.

— Я ничего такого не думал, я вообще ни при чём! — взвизгивает Слон, вскакивая на ноги. Он худой, будто однажды кто-то схватил его за волосы и тянул, тянул вверх, пока не получилось вот такое тощее недоразумение.

— Ага, конечно, ты же старший бармен, как это ни при чём?

— Я клянусь, шеф, клянусь! — уже чуть не вопит, делая маленький шажок в сторону выхода.

Ещё чуть-чуть и начнёт натурально пятиться, чтобы сбежать, да только хрен ему, а не побег.

— А ну сел на место!

Я не повышаю голос, но Слон съёживается и плетётся к стулу, с которого так лихо вскакивал.

— Пей, — говорю, толкая пальцем в его сторону полный стакан коньяка. — Давай-давай.

— Вик, слышь, если всё выпьет, то дубу даст, — говорит Роджер, наливая и себе новую порцию. — Ты смотри, какой он тощий, жидкий очень.

— Пусть пьёт.

Слон берёт дрожащими руками стакан, обхватывает его, точно чашку горячего чая и, поморщившись, делает большой глоток. В кабинете царит тишина, и только звук глотков нарушает эту идиллию.

— Эх, слабая нынче молодёжь пошла, даже пить толком не умеют, — криво улыбается Роджер, цокая языком.

Слон ставит обратно стакан, а в нём ещё почти три четверти содержимого плещется. И правда, слабенький.

— Больше не могу, — говорит почти жалобно и потирает ладонями лицо. — Хоть убейте, не могу больше.

— Рассказывай, — говорю тоном, не терпящим возражения. — Только в темпе, пока я ещё в состоянии тебя слушать.

— Я ничего не знаю, честно!

— Блядь, ну какой ты упёртый, только хуже себе делаешь, — вздыхаю и присаживаюсь на край столешницы напротив Слона. — Я же и так всё знаю. Толку ты выёживаешься?

Слон совсем сникает, вытирает губы тыльной стороной ладони и бросает на меня затравленный взгляд.

— Борисов меня заставил!

Чего-то примерно такого я и ожидал. Сейчас будет отчаянно валить всё на Гену, хотя его вина грандиозная, но людей не изменить — они всегда ищут способы увернуться от ответственности.

— Вик, глянь, какая овечка косорылая, — хохочет Роджер, — прямо страдалец.

— Ладно, тварёныш, с тобой потом разберусь, — делаю знак рукой, когда Слон открывает рот, чтобы снова нести пургу, которая мне уже совсем неинтересна. Все шансы донести до меня информацию просрал, придурок. — Говори, где Борисова искать?

— Я не знаю, честно!

Снова распахивается дверь, и в комнату вплывает Карл, а с ним двое парней из его клуба. Чёрный ангел осматривает комнату безразличным взглядом, останавливается на Слоне, а тот стремительно бледнеет. Думает, наверное, что Карл под его душу прилетел.

— Я приехал, — бросает Карл и подаёт знак своим охранникам. Те становятся по обе стороны двери, складывают руки на груди и замирают, словно два изваяния. — Пока ещё никого без меня не грохнули?

И ведь никогда точно не угадаешь, шутит он или правду говорит.

— Живы ещё все.

— Удивительно, — хмыкает, садясь на моё кресло.

В кабинете становится будто бы прохладнее, и тишина с появлением Карла кажется вязкой и тягучей. Время замедляет свой бег, а мне мерещится, что я попал в какой-то параллельный мир, где группа недоносков решила сделать из меня идиота.

— Борисов на дно залёг, — вдруг говорит Слон, когда молчание становится невыносимым. — Он ни с кем на связь не выходит, никому не звонит. Он очень злой на тебя, шеф.

— В заднице я видел его злость.

— Не слишком уж глубокое дно у твоего приятеля, — равнодушно замечает Карл, подкидывая связку ключей на ладони. — Ещё немного и за шкирку его вытащим на свет божий.

— Если я скажу кое-что, не убьёте? — как-то уж очень жалобно интересуется Слон, а лицо покрывается бурыми пятнами.