Назад дороги нет

Ричард улыбнулся – диалект Кин-Дин для его ушей был странным и смешным, но имел своё очарование. И он думал точно так же, как Эмма. Слышал множество рассказов об Эн-Си от знакомых матери хоть и многие из них имели негативный окрас. Миссис Марч, например, любила строить испуганное лицо и рассказывать, что город полон мафиози, устраивающих перестрелки на каждой улице. Ее саму еще маленькой девочкой увезла оттуда мать, когда отец кому-то сильно задолжал, а после был найден юной миссис Марч на кухне повешенный на простыне, с посиневшим одутловатым лицом и ужасом в глазах. Ричард все равно мечтал здесь оказаться всей душой. Он до конца не верил в ее историю, миссис Марч любила привирать и каждому, кто слушал рассказывала ее по-новому.

– Именно поэтому я и приехал сюда, – сказал он, – для меня это шанс изменить мою жизнь.

Он окинул Эмму любопытным взглядом. Он ничего о ней не знал, но почему-то был уверен, что она творческая личность. По-другому и не может быть, пятна краски говорили сами за себя.

– А ты? Дай угадаю… Ты художница? – с неподдельным интересом спросил он.

Эмма как-то слегка смутилась, опустила голову, посмотрев на свои колени, бросила на юношу быстрый взгляд из-под ресниц.

– Я всегда любила рисовать, – проговорила она, убирая упавшую на лицо прядь волос. – Стать художником – эт’ моя мечта.

Вдруг, с проказливой улыбкой, словно маленькая озорная девочка совершившая шалость, она добавила:

– Ты даже не представляешь, сколько я разукрасила стен в Эн-Си!

– Зато я представляю, – фыркнул Калеб. – Когда мы были младше, то по ночам сбегали из дома, и Эмма разрисовывала стены баллончиком. У меня, по-моему, даже где-то была фотография, – Калеб опустился на колени возле своей тумбочки, открыл ее, копаясь в ворохе журналов, бумаг, стопок тетрадей и прочего хлама. Ричард смотрел как он бережно вынул маленький красивый блокнот в дорогом кожаном переплете, открыл его, достав несколько фотографий, слегка нахмурился, взглянув на первую и быстро ее спрятал, будто бы не желая чтобы ее кто-нибудь увидел, вторую же протянул Эмме.

– Помнишь эту фотку?

Эмма хихикнула, аккуратно взяла маленькое фото в ладони, внимательно, с улыбкой, его рассматривая. Ричард с трудом, подавил приступ любопытства, его живо заинтересовало, что было изображено на первом снимке, и почему Калеб так быстро его спрятал. Может быть там было что-то из его старой жизни? Что-то, что он скрывал? Отогнав эти мысли, юноша подошел к Эмме, нагнулся, через ее плечо, всматриваясь в фотографию в ее руках.

На ней была изображена сама Эмма на фоне стены. Там во весь рост была нарисована невероятно красивая смуглая женщина с пышными волосами, повязанными большим алым бантом.  Женщина смотрела из-под ресниц, таинственно манящим взглядом, словно заглядывала в душу каждому, кто на нее посмотрит. Совсем как живая, она улыбалась лукавой искрящейся улыбкой, застыв в грациозной позе, уперев одну руку в бок. Эмма же сидела на земле, скрестив ноги, и поставив на них локти, в мужском рабочем комбинезоне, явно ей не по размеру, с закатанными рукавами рубашки. Рыжие, тогда ещё длинные, волосы собраны в неряшливый пучок, на щеке пятно от краски. Выглядела она сильно младше чем сейчас, маленькая и угловатая, она была потрясающим художником по скромному мнению Ричарда.

– В тот день мы, кажется, убегали от полиции, – с теплотой произнесла девушка, – И ты тогда кричал им что-то типа: «Попробуйте отнять нашу свободу лопухи легавые».

Она потянулась к Калебу, потрепала его по плечу, затем взглянула на Ричарда. Приложила растопыренную ладонь ко рту и доверительно словно по секрету, сообщила:

– С Калебом всегда попадаешь в какие-нибудь истории.

– Эт’ точно! – согласился Ричард, ни на секунду не сомневающийся, что в компании Калеба он влипнет во множество новых неприятностей. «И мне этого даже хочется, – с удивлением вдруг понял юноша, – хочется и дальше убегать от разных буйных компаний и глотать обжигающий виски прямо из бутылки, хочется орать песни во все горло, бродя по ночному городу и чувствовать себя по настоящему живым, ощущать вкус свободы».

Общаясь с Калебом, даже несмотря на то, что они знали друг друга всего ничего, Ричард чувствовал небывалую легкость, которой не было и в помине с его прошлыми друзьями, он отчаянно боялся ее потерять.

– А чё насчёт тебя? – спросила вдруг юношу Эмма.

Ричард нервно улыбнулся, взъерошил и без того лохматые волосы. Он уже делился своими желаниями с Калебом, и тот его не засмеял и не начал подшучивать, но все равно от чего-то испытал неловкость, когда поинтересовалась Эмма. «Возьми себя в руки, придурок, и не трусь! Она ведь с тобой поделилась своей историей», – подумал юноша, глубоко вздохнул и медленно заговорил: