– Не хочу. Но еще больше я не хочу показаться смешным. Понимаете? Что, по-вашему, должно было произойти, когда я узнаю правду? Кстати, когда вы собирались мне рассказать?
– Когда корабль выйдет в море.
– Так значит, вы были готовы идти до конца? Почему же сейчас отказываетесь?
– Потому что я не знала, какой вы человек. Я думала, вы окажетесь… благоразумнее.
Вместо ответа он громко рассмеялся.
– Вы вообразили, что можете сыграть со мной такую шутку, выставить меня на осмеяние, а я спущу вам это с рук? Вы с ума сошли, что ли, когда до такого додумались?
– Наверное, да, – призналась она. – Но у нас еще есть время все исправить…
– Я уже сказал: я вас не отпускаю. Мы женаты и отправляемся в Индию. К тому времени, когда мы вернемся, никто вас не будет помнить иначе как графиней Маунтвуд. Надеюсь, вы постараетесь не опозорить этот титул.
– Как вы смеете?..
– Смею? Пока что ваше поведение дало мне повод серьезно усомниться в вашем воспитании. Ни одна из знакомых мне молодых женщин не способна на такие выходки и никогда в жизни не стала бы отдавать себя в руки человека, о котором ничего не знает. Вы теперь леди Маунтвуд и останетесь ею до конца своих дней.
– До конца своих дней, – повторила она замогильным голосом. – Интересно, как быстро он настанет?
– Все зависит от вас. Научитесь вести себя как скромная, послушная жена – и увидите, что жить со мной не так уж трудно. Но больше никаких розыгрышей. Я этого не потерплю.
– Вы разговариваете со мной как с рабыней, а не как с женой! – воскликнула она.
Граф пожал плечами.
– С точки зрения закона, разница не большая.
Глаза Венеции наполнились ужасом, когда ей открылся истинный смысл этих слов. Он сказал правду. Жена принадлежит мужу. У нее нет прав, кроме тех, которые он сам ей предоставит, да и они могут быть отменены в любое время. Почему она не подумала об этом раньше? Когда она размышляла над своим планом, лорд Маунтвуд был чем-то бесплотным, как призрак. Теперь же, когда ей пришлось столкнуться с действительностью, она поняла, что нужно спасаться.
А это требовало проявления твердости.
– Вы ошибаетесь, милорд, – с чувством произнесла она.
– Не нужно называть меня «милорд», – ответил он. – Хотя, конечно, это очень лестно и подразумевает определенное покорное отношение, приличествующее хорошей жене. Но, раз уж мы женаты, я разрешаю вам называть меня Айвеном.
– Раз уж мы
– Станете. И я буду настаивать на этом.
– Не выйдет!
– Вы так думаете? Я вижу, между нами назревает война, но победа будет за мной, потому что больше я ни с чем не намерен мириться. И, раз уж мы затронули эту тему, я хочу, чтобы вы уяснили раз и навсегда: в будущем вы не будете мне перечить. Вот что означает покорность, к слову. Объясняю я это потому, что у меня появилось ощущение, будто вам это еще не известно.
Тут Венеция допустила ошибку, поддалась чувствам.
– О, мне это известно. Я видела женщин, которые обожествляют своих глупых мужей и даже своего мнения не имеют…
– Превосходно! – радостно произнес он. – Значит, вы все-таки что-то понимаете. Вижу, мы с вами поладим.
– Не будем мы с вами ладить, – резко бросила она. – Потому что я не плыву с вами в Индию.
– Вот как?
– В Портсмуте я вас покину. Уверена, добиться признания этого брака недействительным не составит труда.
– Никакого признания не будет, – спокойным голосом промолвил он. – И вы плывете со мной в Индию.
Глаза Венеции вспыхнули, как два факела.
– И как вы собираетесь меня доставить на борт, милорд?
– О, затащу за волосы, если придется, – белозубо улыбаясь, ответил граф. – Или переброшу вас через плечо, как мешок картошки. Меня устраивает любой вариант.
– А я-то думала, вы не хотите быть посмешищем. Вы представляете, каким скандалом это обернется?
Граф, похоже, серьезно задумался над этими словами.
– А знаете, – наконец сказал он, – мне кажется, вы правы. Вариант с затаскиванием за волосы придется исключить.
– Хорошо, поэтому…
– Поэтому я применю другой способ.
Он говорил так спокойно, что она даже не поняла, что он задумал. Не давая ей времени опомниться, он быстро пересел к ней, обнял обеими руками и крепко прижал к себе, всматриваясь в ее лицо сверху вниз с непонятным ей выражением.
Она успела лишь пискнуть «Нет!», когда его рот опустился на ее губы, заглушив возражения, хотя внутри у нее все продолжало кричать от возмущения.
Но теперь она поняла, что ему не было дела до ее внутренних побуждений. Мысленно она могла отвергать его, но пока ее тело было в его руках, пока его уста накрывали ее губы, он мог делать с ней все, что хотел.
Она делалась его собственностью. Он так сказал. И теперь стало понятно, что он собирается к ней относиться как к своей собственности.