Навстречу любви

Говорила она тихим, спокойным голосом, чтобы не вызвать у него подозрений. Это ей явно удалось, поскольку он просто сказал:

– Вы совершенно правы, и чем раньше мы доберемся до Индии, тем лучше. До станции здесь недалеко, так что мы как раз успеваем на поезд до Портсмута. А теперь, когда мы стали мужем и женой, не пора ли вам снять фату?

На какой-то жуткий миг Венеция растерялась. Но потом на помощь ей пришел налетевший порыв ветра. Придерживая фату, она сказала:

– Только не на таком ветру. Не хочу, чтобы лицо обветрилось.

Губы его искривились в усмешку, как ей показалось волчью, и он сказал:

– Хорошо, сударыня. Я подожду, пока мы сядем в вагон.

И после того как он это произнес, что-то наполнило Венецию тревогой.

На станции лакеи торопливо принялись снимать с кареты чемоданы и переносить их в вагон первого класса. Граф помог Венеции подняться на поезд, прозвучал свисток, и они поехали.

Первые десять минут путешествия прошли в молчании. Венеция нервничала, опасаясь, что граф потребует снять фату, но он все это время сосредоточенно смотрел в окно.

«Как будто меня и нет рядом, – подумала она. – Если бы я на самом деле была его женой, меня бы это оскорбило».

Тут она вспомнила, что она и есть его жена.

Наконец он заговорил:

– До Портсмута ехать совсем не долго. Через полчаса будем на месте. В письме ее величества сказано, что капитану дано указание отплывать, как только мы поднимемся на борт. Ее слово, разумеется, закон. Поэтому мы сейчас находимся здесь, а не на свадебном приеме.

Венеция склонила голову.

– Конечно, мы обязаны повиноваться ее величеству.

– Я надеюсь, вы не очень расстроились, что пропустили прием? – продолжил он.

– У нас есть более важные дела, – произнесла она тоном человека, преисполненного сознания долга.

– О да, – ответил он вдруг изменившимся голосом, от которого у нее по спине пошли мурашки. – У молодоженов всегда на уме важные дела. Разве не так?

– Я… Да, но…

– Но? – вкрадчиво повторил он. – Разве может здесь быть какое-то «но»? Что может быть важнее, чем… мы с вами?

– Ничего. Но позвольте напомнить вам, сэр, что мы с вами едва знакомы.

– И поэтому как-то не так женаты? Вы знали условия, когда соглашались на свадьбу, и вы для меня такая же нераскрытая книга, как я для вас.

– И нам обоим нужно постараться узнать друг друга лучше.

– Верно. Нам было бы легче, если бы я видел ваше лицо. Ну же, это уже какая-то чрезмерная скромность! Мужу должно быть позволено, по крайней мере, поцеловать жену.

Сидел он напротив, но вдруг быстро пересел к ней и взял за руки. Венеция вздрогнула от неожиданности.

– Вы согласны, что я имею на это право? – спросил он.

– Я… Да, но…

– Прекрасно. Значит, мы пришли к идеальному согласию.

Не успела она придумать, что ответить, как он заключил ее в объятия и развернул так, что ее голова оказалась у него на плече. Секунду граф всматривался в белый шелк фаты, но не пытался ее снять, чего она больше всего боялась. Вместо этого он просто прижался губами к ее устам.

Поначалу она от изумления растерялась. Никогда еще она не ощущала ничего, подобного этому поцелую сквозь вуаль. Это было загадочно и соблазнительно. Она не могла прикоснуться к его губам, но ощущала их форму, чувствовала, какие они твердые и подвижные, какие они жадные и манящие.

Пока незнакомое ощущение владело ею, она не могла ничего делать, кроме как держаться за него. Она чувствовала кожей под шелком его горячее дыхание, видела его лицо, нависшее почти угрожающе, но в то же время такое соблазнительное.

Она понимала, что охватившее ее возбуждение не обошло стороной и его. Сердце графа Маунтвуда билось так, что она чувствовала его своей грудью, дыхание его участилось. И, хоть она не могла знать этого точно, у нее сложилось впечатление, что глаза его были закрыты.

В следующее мгновение он пробормотал: «Чертова фата!» – и быстро откинул ее в сторону. Венеция была слишком возбуждена, чтобы забить тревогу. Их уста встретились без преград. Она получила то, что хотела, прямое прикосновение его губ к своим губам. Она ощутила их тепло и твердость, но почувствовала в них и некую напористость, с которой никогда прежде не сталкивалась.

Обуреваемая новыми, незнакомыми ощущениями, она едва не задохнулась и не очень уверенно прижалась к нему, надеясь на передышку, но куда там… Он только крепче обнял ее и накинулся на ее губы еще яростнее.

– Как сладко, – выдохнул он. – Сладкий мед… Моя… Вся моя…

– Подождите, – произнесла она, встревожившись. – Отпустите меня.

Он тихо рассмеялся.

– Я никогда вас не отпущу. Теперь вы принадлежите мне… Или, во всяком случае, скоро будете. В темноте я возьму вас всю без остатка, вы сами для себя станете чужой…

Бушующее пламя чувств не помешало ей ощутить укол негодования. В ее планы не входило забыть себя ради какого-то мужчины. И он не имел права считать подобное само собой разумеющимся.

– Думаю, я все же оставлю себя самой себе, – смогла ответить она, хоть говорить было совсем не просто.

Ответом ей был раскат смеха. Силы оставили Венецию.