Навсегда, до конца

Гапона лихорадило: он знал, что наступает его час! Крестьянский сын, познавший нужду, на медные гроши кончив духовную семинарию, а засим и академию, он принял сан священника петербургской пересыльной тюрьмы и там навидался такого... Гапон вроде возымел намерение по силе возможностей своих помочь рабочему люду. Он штудировал труды социалистов-утопистов — Кампанеллы, Сен-Симона, Фурье, — и первый проект, с которым он выступил публично, состоял в организации трудовых колоний-общин для городских и сельских безработных. Поддержки у властей эта идея не нашла, однако принесла Гапону популярность в рабочей среде. Тогда Гапон побывал в Москве, где, он знал, существовали организации Зубатова, и решил перенести эту систему в Петербург. В ту пору состоялось и его личное знакомство с Зубатовым. Вероятно, Гапон стал и агентом охранки (почему — кто объяснит?), ибо в противном случае с какой стати, не будучи уверен в его благонадежности, министр внутренних дел Вячеслав Константинович фон Плеве благословил бы сего новоявленного реформатора в рясе учредить «Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга»? По уставу членами его могли состоять рабочие «непременно русского происхождения и христианского вероисповедания». И устав этот, и явное покровительство полиции возбуждали недоверие к Гапону со стороны сознательной части пролетариата. Не увенчались успехом и его попытки сблизиться с передовой интеллигенцией. Но известность Гапона и авторитет его среди питерских рабочих масс росли и росли. Ему, кстати, способствовали и внешние данные: был он хоть и ростом невысок, но красив, обладал прекрасным голосом, ораторским даром, умением убеждать.

«Собрание» — а по другим данным, называлось оно «Общество» — распространилось на весь Питер. Вскоре в нем сделалось одиннадцать отделений. Тут вот Гапон и решил перейти к решительным действиям.

В скромной его квартире — нарочито ли скромной, или в самом деле был бескорыстен? — 6 января собрались двадцать два представителя всех отделений. Тут и выработали петицию царю. Она содержала в основном требования экономические. К этому времени бастовали почти все предприятия столицы, и Гапон, весьма чутко улавливающий любое изменение ситуации, понимал: без политических мотивов не обойтись, слишком накалена обстановка. Пока он воздержался от предложений такого рода. Не исключено, что Гапон предварительно ознакомил с текстом петиции свое жандармское «начальство» и ему посоветовали вставить пункты, касающиеся изменения общественного строя. Ведь за одни требования об улучшении жизни расстреливать мирную демонстрацию было как-то негоже, а прихлопнуть бунтовщиков было не просто крайне желательно, но позарез необходимо: иными средствами казалось невозможным погасить забастовку питерцев, готовую вот-вот перекинуться в другие города.

Итак, в полдень у Гапона сошлись те же, позавчерашние, представители одиннадцати районов.

Гапона лихорадило. Настал его час. Он — искренне? — верил, что сделался отныне подлинным освободителем России.

4 часа пополудни.

Священника Георгия Гапона пригласил к себе генерал-майор Дмитрий Трепов, прислал мотор. Беседа продолжалась долго. Про что говорили — осталось для истории неизвестным.

5 часов пополудни.

Делегаты санкт-петербургской интеллигенции во главе с Максимом Горьким добивались аудиенции у председателя Комитета министров, достаточно либерально настроенного Сергея Юльевича Витте, чтобы вручить ему послание с просьбою о неприятии мер жестокости против мирной манифестации рабочих. Сергей Юльевич, умывая руки, порекомендовал уважаемым господам обратиться к министру внутренних дел Святополку-Мирскому, мотивировав тем, что сам он, Витте, не слишком осведомлен о сути происходящего. Истинной же причиной было то, что сравнительно недавно, в августе 1903 года, Сергей Юльевич получил отставку с поста министра финансов и назначен был высочайшим повелением в должность председателя Комитета министров, она являлась тогда чисто совещательной и приравнена фактически к почетному отстранению от государственных дел.

6 часов пополудни. В резиденцию Святополк-Мирского прибыла делегация во главе с Максимом Горьким. Их не приняли.

9 часов пополудни.

Государю императору в Царское Село доставили текст петиции. Она казалась и верноподданнической, и не совсем верноподданнической. И так и этак можно было толковать. Николай II повелел употребить бумагу для непристойных нужд, а распоряжения свои, данные прежде, оставить в законной силе, перепоручив великому князю Владимиру Александровичу, главнокомандующему гвардией...

В то же время.

Большевистский комитет столичной организации РСДРП сумел распространить только что отпечатанную листовку ко всем питерским рабочим. В ней говорилось, что ждать свободы от царя бессмысленно, царя надо сбросить и лишь таким путем смогут пролетарии, крестьяне добиться подлинной свободы.

Полночь.

Петербургский комитет РСДРП решил пойти на компромисс: принять участие в демонстрации, поскольку ее предотвратить невозможно.

Полночь.