Навсегда

— Вот тут у нас пшено… Видите, сколько?.. Муки немножко осталось… Сахару только для маленького… — поглаживая тощий мешочек, старик быстро сглотнул голодную слюну.

— Хорошо, хорошо, я вижу, — отмахнулась Магдяле. — Давайте сюда воду… Я приберу, а завтра зайду снова.

Старик спрятал свои мешочки, нерешительно потоптался на месте и сел, сложив руки на коленях, против огня. Глаза у него постепенно принимали прежнее бессмысленное выражение, потом губы точно сами собой начали шевелиться, и Магдяле испугалась, что вот-вот он снова заговорит про сестру Лилю. Поняв, как с ним надо обращаться, она решительно прикрикнула:

— Давайте-ка сюда еще дров, нужно как следует протопить! Не могу же я купать ребенка в холоде!

Жукаускас вздрогнул, заморгал, точно его пробудили от плохого сна, схватил шапку и вышел во двор.

Глава двадцать третья

В течение нескольких дней, пока приходилось возиться со старым Жукаускасом и Степой, Магдяле кое-как удавалось отвлекаться от своих неотвязных мыслей о муже. Но вот уже все было устроено: мальчика брала к себе на весь день соседка, а мастер снова отпер свою ремонтную будку и впрягся в работу…

И тут прежняя тоска охватила Магдяле с такой силой, что она решилась — будь что будет! — пойти в лес и поговорить с Казенасом.

По дороге она дважды сбилась с пути и уже хотела повернуть обратно, когда послышался радостный лай и из-за кустов, размахивая лохматым султаном хвоста, выскочила собака лесничего.

Собака провела гостью по тропинке прямо на поляну, к сторожке. Казенас стоял на крылечке и, хмурясь, старался разглядеть, кто идет.

Едва Магдяле увидела его хмурое, недовольное лицо, как поняла, что откровенного разговора все равно не получится — из старика не вытянешь слова.

Она, улыбаясь, подошла, поздоровалась и, твердо глядя лесничему в глаза, спокойно солгала:

— Ну вот, меня прислал Пятрас!

Лесничий даже не взглянул в ее сторону. Со злостью ковыряя гвоздем в своей трубке, он промычал что-то вроде «мн-мм»… и уселся на ступеньку крыльца, тем самым не очень деликатно показывая, что приглашать ее в дом не собирается.

Магдяле кротко улыбнулась и присела на ступеньку, с ним рядом.

— Прислал? — язвительно буркнул старик. — Прислал, а? А у самого что? Ноги отнялись?

— Это по поводу того разговора, который у вас с ним был. Помните, когда вы приходили ночью?

— Я-то помню! А вот зачем он тебя путает в это дело, это спроси у моего умного сына.

— У него нет от меня секретов.

— Вижу. Очень жаль, что нет.

— Ну, что сделано, того уж не воротишь, — примирительно заметила Магдяле. — Теперь надо решать, что ему делать дальше?

— Это он меня спрашивает? — задыхаясь от накатывающегося на него приступа бешенства, спросил старик. — Он?

Чувствуя, что вот-вот скажет, а может, и уже сказала что-нибудь невпопад, Магдяле решительно кивнула:

— Да, он вас спрашивает.

Лесничий покраснел от злости, открыл рот, но тут же поскорее сунул в него трубку и крепко стиснул зубы, почуяв, что на языке у него теснятся выражения похлестче всех его обыкновенных чертей и жаб. Прикрыв глаза, он несколько минут, тяжело сопя, молчал, а потом заговорил — глухо, медленно, с трудом подбирая слова:

— Так вот оно что! Этот умник… Этот важный служащий Лесного управления!.. Он спрашивает, что ему делать? — И вдруг бешено заорал: — Да пусть сидит себе там, где мягко его задн… Тьфу!..

— Нет, он не хочет больше там сидеть.

— Хочет! — с презрением и злостью крикнул старик.

— Нет!

— Хочет, — уже немного спокойнее повторил Казенас. — «Не хочет!» Почему же он тогда не пришел?

«Вот оно что, — быстро соображала Магдяле. — Он должен был куда-то прийти и не пришел. Так я и знала!»

И громко сказала:

— Он придет.

— Ку-уда? — оскалив зубы в гримасе отвращения, просипел старик и погрозил кому-то кулаком. — Куда это он придет?

Этого она совсем не знала. Но, к счастью, старик продолжал:

— Так, значит, теперь он собрался идти?.. Молодец! Когда все уже ушли, тут, глядишь, и он собрался… — Казенас с ожесточением сплюнул.

Магдяле вся напряглась. Она заставила себя положить руку на плечо старику. Даже погладила тихонько его жесткую куртку.

— Он все-таки ваш сын, — требовательно и умоляюще сказала она. — Вы должны ему помочь. Вы можете…

Лесничий повернулся, посмотрел ей в глаза, опустил голову и устало проговорил:

— Да не желает он, чтобы ему помогали.

— Ну, пускай даже люди ушли, но он может сделать что-нибудь другое, — быстро заговорила Магдяле. — Вы скажите им, что он выполнит все, что ему поручат. Пускай его проверят, пускай убедятся… увидят, на что он способен…

— Ничего я не знаю, — уныло сказал Казенас, не поднимая головы. — И черт его знает, на что он способен.

— Вы только поговорите… с ними, — твердила Магдяле. — Я к вам приду еще раз. Когда прийти?

— Нечего ко мне ходить, — упрямо мотнул головой Казенас.

— Я все равно приду. Когда?

— Не надо, я говорю…

— Я в субботу приду… Я буду все равно ходить…

На этом они и расстались.