Навсегда

На другой день весь город знал, что на путях сгорели два вагона боеприпасов, что охрана подняла тревогу только в последнюю минуту и не успела предотвратить диверсию, однако сами диверсанты погибли при взрыве.

В кустах за насыпью полиция наткнулась на кусок обгорелой и окровавленной форменной шинели железнодорожного служащего. В потрепанном, чудом сохранившемся кармане не нашли ничего, кроме нескольких зерен конопляного семени. Но и эта примета привела полицию к запертой квартире на втором этаже старенького дома. Взломав двери, полицейские ворвались в комнату. Однако и здесь они обнаружили лишь множество опустевших, открытых птичьих клеток, висящих на распахнутом настежь окне.

Глава двадцать пятая

После двух часов езды по лесной дороге, а потом по неведомым, запущенным просекам лошадь, тяжело поводя боками, стала.

Аляна посмотрела вперед.

«Куда же я еду теперь? Зачем? И к чему здесь этот чужой человек? И почему я должна сопровождать его куда-то?»

Юргис ввел лошадь в какой-то овражек, где на берегу озера, среди грязного подтаявшего снега, виднелись черные развалины пожарища. Когда-то здесь жил, вероятно, какой-нибудь рыбак. Пятистенный, довольно просторный дом; сгорел не до тла. Задняя часть почему-то уцелела, только внутренняя перегородка дома стала теперь наружной стеной.

— Вот и приехали, — сказал Юргис, останавливая лошадь около груды обгорелых бревен.

«Куда приехали? Зачем?» — в отчаянии подумала Аляна.

Вдвоем они перенесли бесчувственное тело человека в уцелевшую часть дома и уложили на солому.

— Это моя постель, — сказал Юргис. — В этом самом домишке я и прятался, пока меня искали. Тут даже осталось кое-какое мое хозяйство.

Он чиркнул спичку, зажег керосиновую лампочку с разбитым закопченным стеклом, вытащил подсунутый под пол топор и стал колоть доску, чтобы протопить печь.

Стоя с опущенными руками посреди комнаты, Аляна оглядывала сырые стены, низкий, провисший потолок, окошко, наглухо заткнутое тряпьем. В углу, на соломе, быстро и неглубоко дышал человек, которого они зачем-то сюда привезли. На его обросших впалых щеках лежали черные тени от колеблющегося света лампочки. Одет он был в грязный, прожженный пиджак, завязанный у ворота веревочкой, продетой в нарочно прорезанные дырочки.

Аляна достала бутылку с молоком, опустилась на колени у изголовья соломенной подстилки и негромко спросила:

— Молока хочешь?

Человек не открыл глаз, видимо, ничего не услышал, но дыхание его на мгновение прервалось, точно он прислушивался.

Аляна приподняла его голову и, приложив горлышко бутылки к сухим губам, попробовала влить немножко молока. Горлышко стучало о плотно сжатые зубы, белая струйка стекала по подбородку на пиджак.

Тогда Аляна вспомнила про водку, которую ей дала мадам Мария. Она подоткнула побольше соломы под голову лежащего, надавила одной рукой ему на подбородок и с брезгливой поспешностью влила в открывшийся рот, сколько успела, водки. Получился, наверное, порядочный глоток, потому что в бутылке громко булькнуло.

Человек судорожно глотнул и задышал быстрее.

Аляна закупорила бутылку и, выйдя во двор, ополоснула руки в мутной луже подтаявшего снега, словно смывая с них следы прикосновения к этому чужому, грязному и больному человеку.

— Ну что? — спросил Юргис, переставая на минуту колоть дрова. — Ты теперь его хорошо рассмотрела?

Аляна еще раз зачерпнула из лужи и продолжала тщательно растирать руки.

— Вот какая неудача чертовская, — сочувственно сказал Юргис. — А что теперь делать? Не обратно же везти? Надо как-то его выручать. Кто бы ни был, а уж видно, что из лагеря.

— Ну конечно, — пожала плечами Аляна и ушла обратно в дом.

Услышав ее шаги, человек медленно полуоткрыл тусклые, невидящие глаза. И в эту секунду Аляна еще раз с острой болью подумала: ведь на месте этого чужого человека должен был быть ее Степан! Это он открыл бы сейчас глаза и увидел ее! И какое это было бы счастье — такое счастье, что бледными картинками показалось бы им все их прошлое: и солнечное шумное море, и все их дни, и все ночи, — все было бы ничем по сравнению с этой минутой, когда, открыв глаза, он увидел бы ее…

Но на Аляну смотрели чужие глаза. Чужой человек смотрел на нее в упор, и видно было, как он изо всех сил напрягается, стараясь понять, где он, что с ним.

— Показывай, где болит, — сурово сказала Аляна и сейчас же нетерпеливо повторила: — Слышишь? Показывай!

Борясь с беспамятством, человек силился понять, что ему сказали. Потом пальцы его шевельнулись, и рука с ремешком на запястье медленно поползла вверх по груди, потянулась к плечу и застыла на полдороге.

Стиснув зубы, Аляна развязала веревочку, которой был стянут ворот пиджака. Юргис с грохотом бросил на пол охапку дров, заложил в печку несколько поленьев и зажег растопку. Через минуту едкий дым пополз по комнате.