Навсегда

…Всю следующую ночь они шли в темноте то по узким межам, среди полей, то по извилистым лесным дорожкам. Они слегка опьянели от прилива сил и сытости. Никогда им не удавалось за одну ночь пройти так много. На рассвете, когда в кустах зашевелились и зачирикали птицы, они услышали, как где-то вдалеке ударил выстрел, потом другой, раскатилась пулеметная очередь и пошла оживленная перестрелка.

Валигура трясущейся рукой вцепился в ладонь Степана, они стояли замерев, с открытыми от волнения ртами, и слушали бой.

Казалось бы, стреляют такие же автоматы и пулеметы, которых они досыта наслушались в лагере. Но до чего не похожи безответные выстрелы палачей, после которых слышно только мягкое падение тела, на эту ожесточенную стрельбу, что сейчас, перекатываясь, доносится издали! Очередь за очередь, граната за гранату. В этом грохоте открытого боя — точно голос самой жизни с ее беспощадной борьбой и негаснущей надеждой!

Не сговариваясь, Степан и Валигура напрямик пошли на звук стрельбы, продираясь сквозь заросли, бросаясь бежать бегом на открытых местах.

Выбравшись из лесу, они оказались на высоком обрывистом берегу реки, около обвалившихся стен старого замка.

Мина, перелетев с противоположного низменного берега через реку, разорвалась около старинной каменной арки, подняв облачко песчаной пыли.

Несколько человек в полувоенной-полукрестьянской одежде, вскарабкавшись по откосу, быстро прошли под аркой на мощеную площадку двора и стали устанавливать пулемет.

Валигура со Степаном, крича и размахивая руками, побежали им наперерез и почти столкнулись с ними на замковом дворе.

Им сразу скомандовали «руки вверх!». Степану это даже понравилось, — значит, есть порядок. У них отняли автоматы, и командир пулеметчиков спросил, кто они и чего здесь ищут.

— Бежали из лагеря. А ищем таких, как вы, — коротко сообщил Степан.

— А какие мы, по-твоему?

— Такие, что с фашистами дерутся.

— Ладно, идите вон туда, там хорошая ниша, и сидите ждите, пока комиссар придет. Не высовывайтесь, тут скоро бой будет.

— Нам боя и надо! — возмущенно крикнул Валигура. — Отдавай нам автоматы, мы драться желаем. Мы есть жолнежи! Солдаты!

— Сидите, не до вас сейчас! — крикнул им сердито пулеметчик.

Огневой бой разгорался. Со стороны моста подходили все новые группы бойцов. Из того каменного закутка, куда командир пулеметчиков усадил Степана и Валигуру, им почти ничего не было видно, кроме пулеметного расчета, приготовившегося открыть огонь.

Скоро они услышали, как по деревянному настилу моста протарахтели мчавшиеся вскачь повозки. Немного погодя и пулеметчики у бойницы открыли огонь, и только они двое сидели без всякого дела и ругались напропалую, так что даже не заметили, как к ним сбоку подошел какой-то усатый человек с двумя ординарцами, — сразу видно, что командир, хотя окружающие и называли его комиссаром.

— Чего лаетесь? — спросил он не то насмешливо, не то строго, трудно было разобрать.

Оба встали, злые как черти.

— Посадил какой-то дурак, вот и сидим, — сказал Степан.

— Откуда вы взялись?

— С курорта, разве не видно? — глядя в сторону, ехидно сказал Валигура.

— Спрашивали уже! Может, у вас анкетка есть, давайте заполним, чем повторять. Как раз обстановка подходящая.

— Откуда вы взяли автоматы? — невозмутимо продолжал усатый командир.

— Два сами отняли. Два сняли с погибших товарищей.

— Так. Значит, из лагеря. Ладно. А до лагеря вы кем были?

— Солдаты, солдаты, солдаты! Сто раз говорили, что солдаты, так ведь не слушают! — вспылил Валигура.

— Какие солдаты?

— Армии Польской, — сказал Валигура.

— Красной Армии, запаса первой очереди. Пом-комвзвода. Пулеметчик.

— Ну ладно, — сказал командир, собираясь уходить. — Пока отправим вас в тыл, а там видно будет. Сейчас я за вами пришлю человека. Думаю, что вы правду говорите, ребята.

— Тьфу ты, бывают же бюрократы! — сказал ему вслед Степан и, скрестив на груди руки, прислонился к стене.

Начальник быстро обернулся:

— Болтаешь не по-солдатски.

— Какой я вам солдат! Вы нас, как пленных, посадили.

В это время посреди мощеного двора взорвалась мина, брызнув во все стороны каменными осколками.

От распиравшей его злобы Степан даже не обернулся. Командир, чертыхаясь, схватился за висящий на груди бинокль и быстро подбежал к обвалившейся бойнице.

Пулеметчик лежал ничком, не поднимая головы, а второй номер, скрестив ноги, сидел рядом и растерянно вытирал кровь, которая текла по лицу из множества ранок и царапин от мелких камешков.

Усатый командир подождал, пока к пулемету прибежал новый расчет, и указал цель. И хотя Степан ненавидел этого человека, сейчас ему понравилось, как тот себя ведет под огнем: степенно сосредоточенно.

Усатый долго глядел в бинокль. Потом озабоченно почмокал и сказал своему ординарцу:

— Ни черта не горит, просто безобразие!

— Горит все-таки немножко. Разгорится! — неуверенно заметил ординарец.

— Если не потухнет, так разгорится. Сапожники, а не саперы, простого дела не умеют сделать.

Еще несколько мин разорвалось среди арок во дворе старого замка. Усатый показал пулеметчикам новую позицию и куда-то ушел.