Навсегда

— Однако все-таки бывает: Журавлев.

— Да нет, не о том я… Ты продолжай. Жена, значит, у тебя литовка была?

— Чего это «была»? Я и сейчас женатый. Жена дома, в городе осталась. Ланкай город…

— Постой ты! Постой! — нетерпеливо оборвал его комиссар. — Ты меня совсем запутал. Ну, ты Журавлев, ну, из Ланкая. Это все бывает. А теперь только имя скажи, и больше ничего…

— Степан.

— А в каком лагере ты был до этого штрафного?

— Около Мельме.

— Ладно, все!.. Теперь ты на меня гляди. В Ланкае, когда-то, сто лет назад, еще до войны, ты не знал ли некоего товарища Матаса?

— Ну как же… Хотя верно, что сто лет назад это было… А что глядеть?.. — Степан посмотрел, пожал плечами, опять вгляделся в худое, незнакомое лицо комиссара и вдруг увидел одни только глаза, маленькие, радостно блестящие от какого-то нетерпеливого ожидания. — Да не может этого быть! — растерянно повторял Степан. — Ну, как же это может быть?..

— Вот и я говорю, что не может! — волнуясь, вторил ему комиссар. — Узнал? Ну тебя совсем, дай хоть обнять тебя! Ты же ничего не знаешь! Мы с тобой и в Мельминском лагере вместе были, один раз рядом лежали в темноте. Я-то знал, что это ты. А ты даже и не знал, кому ремешок передаешь. Помнишь, ремешок?

Комиссар остановился и, широко расставив руки, схватил и крепко потряс Степана за плечи, обнял его, оттолкнул от себя, чтоб обнять с размаху, покрепче, и вдруг быстро отвернулся, прислушиваясь к вспыхнувшей позади стрельбе.

— Бегом, вперед! — крикнул он, и все побежали, не останавливаясь, пока не пересекли широкую поляну.

— Стой! — скомандовал Матас. — Обнахалились, в лес лезут, как к себе домой. Пускай сунутся на поляну. Ручные пулеметы на фланги, станковый ко мне, сюда. Огонь открывать по команде, а то голову оторву!

Валигура со Степаном быстро собрали пулемет и, выбрав удобное место, залегли в глубокой выемке у корней старого дуба.

Немного погодя подошел Матас, отправлявший куда-то связных, и, крякнув, улегся в трех шагах от Степана.

— Слушай-ка, Степан, — сказал он тихо. — Ты ведь совсем не знаешь ничего. Твоя Аляна у нас. Удивляешься? Да, к нам ушла. Сейчас-то ее нет. С задания пока не вернулась. Я тебе потом все подробно расскажу.

— Так ее… сейчас нет? — хмурясь и глядя в прорезь прицела, хрипло спросил Степан.

— Сейчас нет. Но это ничего! У нас и не такое бывало… Осторожно, это наше охранение отходит, не торопись.

— Я вижу, — сказал Степан.

— Ну вот, а сейчас жди, фашисты вылезут — подпускай поближе…

Трое бойцов охранения с ручным пулеметом перебежали по краю поляну и скрылись в кустах.

Поляна лежала теперь перед их глазами — безлюдная, вся зеленая, с нежными крапинками просвечивающих на солнце колокольчиков.

Истекала, быть может, последняя минута перед боем.

— Слушай-ка, — вдруг быстро проговорил Матас. — Да ты знаешь ли, что у тебя сын родился?

— Сын?.. И что он? Говори… — чужим голосом, боясь, смертельно боясь ответа, прошептал Степан.

— Растет! Живет! — поспешно ответил Матас. — Называется Степан. Степан Степаныч!.. Внимание, вот они! Вот, вот!..

— Вижу, — шепнул Степан и плавно повел послушное тело пулемета.

Глава четырнадцатая

Суровая боевая жизнь партизанской базы давно уже стала единственным содержанием жизни Степана.

До тех пор пока он был в деле— на опасной подрывной операции или в изнурительном пятидесятикилометровом броске, — он чувствовал, что душа у него хотя и тяжелая, какая-то свинцовая, но все же на месте. Но наступали дни отдыха на базе, день-два не было никакого задания, и тут начиналось самое скверное.

Мускулы у Степана окрепли, он помолодел лицом, сил у него прибавилось, но горе его тоже точно крепло вместе с ним и становилось все сильнее.

Другое дело Валигура. Тот в дни отдыха просто «купался в роскоши». Соломенная подстилка, полу-солдатская одежда, котелок, полный каши, скромный табачный паек — все это после медленного умирания в лагере казалось верхом комфорта. Он раздобыл себе потертую суконную безрукавку, отороченную бараньим мехом, и даже начал отпускать маленькие усики.

Со Степаном они жили в одной землянке, почти не расставаясь. Мастерство Степана как пулеметчика совершенно отошло на второй план, когда выяснилось, что он знает подрывное дело. Подрывники были на базе самой дефицитной специальностью.

Как только Степана назначили командиром группы подрывников, Валигура объявил комиссару, что тоже служил сапером. Степан удивился, но смолчал. Только когда они остались вдвоем, Валигура беззаботно признался, что знает множество специальностей, а вот в подрывном деле ровно ничего не смыслит.

— Да как же ты мог тогда соврать? — укорил его Степан.

— А что прикажешь делать? — вспылил Валигура. — Разве мы не поклялись друг другу всегда быть вместе?

Степан не мог припомнить такого случая, но из деликатности только повторил:

— Все-таки обманывать комиссара — это не дело…