Навигатор

— Я… я полагать… Я знать, что это неправильно… на мой лоций есть сильный ветер… и течений. Но я не видеть сейчас ни течений, ни ветер.

Роман со Златаном переглянулись.

— Ты в этих краях был когда-нибудь?

Штурман, запинаясь, пробормотал:

— Здесь я ещё не быть. Ни один раз.

— Что?! — серб едва не задавил юношу своей тушей.

Штурман сжался в комок и зачастил скороговоркой:

— Я здесь не бывать… Я ходить вдоль побережий и до остров Кабо-Верде. Океан я не знай!

Паруса совсем опали, океан заштилел. Даже небольшого ветерка нет. Судно замерло, будто его заякорили. Роман с тяжёлым сердцем слушал слова юноши. Серб помрачнел ещё больше и, нахмурившись, произнес:

— Ну ладно, штурман, молись своим богам. Кому ты там молишься? Не амфибиям, надеюсь? Короче, если к вечеру ветра не будет, посчитаем твои пальцы.

Тяжело ступая и шатаясь, как пьяный, серб спустился в каюту. Альбек побледнел настолько, то стал похожим на белого человека. Кажется, теперь он сообразил, что Златан не шутил про пальцы. И не только про пальцы. Он вообще, никогда не шутил.

— А мы спрашивали, уверен ты в свои силах или нет, — сказал Роман.

— Тогда быть уверен, теперь нет, — упавшим голосом пролепетал штурман.

— Вот ты кашу заварил! Чего теперь делать? Почему ветра нет?

Штурман растерянно пожал плечами.

— Не знать! На лоций ветер есть… Ветер всегда дуть один направлений… Я не знать, зачем случиться такой мёртвый штиль.

— Ладно, подождём.

— А что будет с меня? Палец мой резать?

— Златан исполнит обещание. Человек он серьёзный. Боюсь, что не один штиль будет мёртвым.

— А ты не можешь меня выручай? Заступиться?

— Пожертвовать собственными пальцами? Не уж, они мне и самому пригодятся!

Весь день корабль провёл в полусне. Моряки сидели и играли в карты на палубе под навесом из парусины. Паруса не трепыхались, и даже флаг не плескался, как обычно, а повис на мачте.

Серб был зол и не выходил на палубу, заливаясь ромом. Альбек жался на носу, и что-то шептал, может быть, наколдовывал ветер. Даже на ужин не пошёл, хотя Удалой приходил и звал его. Штурман переживал и боялся.

Бородач, накачавшись ромом, вышел на палубу вечером. Ветра не было. Это злило серба больше всего.

— Эй, штурман, где ветер? Где твой бубен, штурман? Если к утру не наколдуешь, будешь акулам курсы прокладывать!

Юный штурман в ужасе вжимался в фальшборт на носу, в темноте горели перепуганные глаза. Он что-то шептал — молился — но уже не ветра желал, а чтобы этот пьяный и огромный серб оставил его в покое.

Когда серб вытащил из ножен большой нож, Альбек заверещал, как сурок, и забился в судорогах.

— Отрежу, сука!

Что собирался отрезать Златан, осталось загадкой, Роман и Серж навалились на бородача. Однако тот был большой, сильный и пьяный, а пьяному море по колено. Он вырвался и погнался за штурманом. Альбек визжал, как свинья, которая почуяла, что кто-то собирается отведать сала. С полуюта по палубе уже неслись толстый Жорес и рыжий Лерыч, а из люка выскочили, как черти из табакерки, Семён Будённый и Сава.

Со стороны уже не разобрать, кто за кем гонится и кто от кого убегает. Всё, что можно перевернуть и сломать — сломали и перевернули, но в конце концов серба распластали на полу и отняли нож. Златан плевался и матерился и долго не хотел успокаиваться.

После того, как его надёжно закрепили в каюте, пришлось долго бегать за обезумевшим от страха штурманом. Он что-то кричал, кидался в преследователей, хватая первое, что попадет под руку, и метался от борта к борту.

— Слева заходи! — азартно орал Крюк. — Отжимайте к борту!

— Проскользнул, — обескуражено разводил руками Семён, и огромные усы шевелились, как щупальца спрута.

— На мачту полез!

— Придурок, куда лезешь? Гафель сломаешь!

— Падает, падает, сорвётся сейчас! Айн, цвайн, три!

— А я ловлю! — Сава расставил свои огромные руки.

Однако штурман упал не в объятия северного гиганта, а на палубу, но при этом умудрился ничего себе не сломать, вскочил и бросился к полуюту.

Наконец Альбека удалось загнать, как зверя, и прижать к корме, но, совсем уже не соображая, он выпрыгнул за борт и упал в бассейн. Вообразив, что находится в океане, стал, сильно загребая, плыть, пока не наткнулся на сонного дельфина. Приняв Яшку за акулу, дико заверещал, благополучно потерял сознание и был выловлен Сержем и двумя матросами.

Шхуна застряла где-то посреди океана, без капитана и без штурмана.

Полный штиль продержался целую ночь и весь день. Солнце пекло, как в аду. Все исходили потом, промокшие рубашки прилипали к телу. Настроение команды падало.

Серб проснулся лишь вечером. Угрюмый и неразговорчивый, молча ходил по палубе от носа к корме и обратно и изредка поглядывал на паруса — но те безжизненно висели, и даже не шевелились.

В команде стали заводить унылые разговоры.

— Всё, приплыли, капут всем! — грустно сказал Вальтер.

— Не надо за всех говорить, — ответил Иван, почёсываю крюком спину. — У нас есть лишний денёк, чтобы позагорать, ничего не делая.

— Ну да, перед смертью хоть позагораем!