Я сталъ ей разсказывать; она жадно меня слушала, она интересовалась всмъ, каждою моею мыслью. Заговорила она и о своей живописи: оказалось, что она провела нсколько мсяцевъ въ Италіи, осмотрла тамъ все достойное вниманія. Съ жаромъ говорила она о многихъ виднныхъ ею картинахъ. Потомъ разсказала, какъ тайкомъ ухала отъ тетки изъ Мюнхена въ Дрезденъ, чтобы только взглянуть на Сикстинскую Мадонну.
— И знаешь, я три дня прожила предъ этою картиной. Приходила рано утромъ и уходила когда запирали галлерею. И сначала она мн не понравилась, ничего я не нашла въ ней, но зато лотомъ ужъ не могла оторваться. Это были чудные дни какой-то новой жизни, я неслась куда-то… Вдь, помнишь… знаешь, она на воздух вверхъ несется и поднимаетъ съ собою всякаго, кто уметъ смотрть на нее и понимать ее. Но, чтобы донять, нужно превратиться въ ребенка; я такъ и сдлала, и можетъ быть никогда я не была такимъ ребенкомъ, какъ тогда, когда смотрла на эту картину!
Она стала подробно передавать мн свои ощущенія, и я жадно ловилъ ихъ и наслаждался тмъ, что она повторяла мои собственныя мысли.
И это говорила она, та самая Зина, которую когда-то называли глупенькою. Она поняла тайну прекраснаго и высокаго, доняла, что для того, чтобы восхититься Мадонной и постичь ее, нужно превратиться въ ребенка, то-есть, очиститься сердцемъ.
Я не замчалъ, какъ шло время. Я пробылъ у нея до поздняго вечера.
Генералъ вернулся, звалъ насъ въ театръ съ собою, но мы отказались, и онъ отправился одинъ. Я сталъ было искать въ мемъ, въ выраженіи лица его неудовольствія, ревности, но ничего не замтилъ. На этотъ разъ это былъ только добродушный старикъ. Значитъ, все мн пригрезилось, и только сегодня я проснулся. Зина ни однимъ словомъ, ни одною миной не нарушала моего впечатлнія, и я наконецъ ушелъ отъ нея совсмъ успокоенный, ни въ чемъ не сомнвающійся. На душ у меня было свтло и весело; мн казалось, что все кругомъ меня прекрасно, даже срый петербургскій вечеръ съ грязью и оттепелью.
VII
Madame Brochet ршительно меня преслдуетъ.
Я не могъ спокойно прожить нсколько часовъ за моею работой.
Едва, забудусь, едва уйду въ свои воспоминанія, едва замолчитъ эта невыносимая тоска, тоска ожиданія, какъ уже раздается стукъ въ двери и вкрадчивый голосъ шепчетъ:
— Monsieur, que faites vous toujours dans votre chambre? L'air est si doux ce soir… allez donc, faites une promenade dans les montagnes…
И я чувствую въ то-же время, что зоркій глазъ наблюдаетъ за мною въ замочную скважину.
Я залпилъ скважину воскомъ, и это не помогаетъ. Madame Brochet стала подсматривать за мною чрезъ окна. Теперь цлый день у меня спущены занавски, такъ она пустилась на новую хитрость, — подослала ко мн свою Алису. Вотъ она только что ушла отъ меня.
Она явилась такая свженькая, хорошенькая, въ только что выглаженномъ платьиц, съ вчною черною бархаткой на ше.
Она принесла мн букетъ первыхъ цвтовъ, и я не въ силахъ былъ отъ нея отдлаться…
Мн еще невыносиме стало при взгляд на Алису: эта свжесть, здоровый румянецъ, эта жизнь, полудтскія улыбки… здсь, рядомъ со мною, въ этой комнат, гд все… смерть!.. Я совсмъ растерялся.
Алиса сейчасъ-же стала допытываться: чмъ я такимъ занятъ, что такое пишу…
Я отвтилъ ей, что пишу романъ и тороплюсь ужасно. Она посмотрла мою рукопись, выразила сожалніе, что не понимаетъ по-русски и кажется удовлетворилась моимъ объясненіемъ. Я уже думалъ, что все сошло благополучно, но мн предстояло большое испытаніе: Алиса вдругъ пристально посмотрла на меня, вся вспыхнула и залпомъ проговорила:
— Et que fait madame? O^u est elle maintenant?.. Est ce que nous ne reverrons pas madame?..
Вотъ къ чему клонился букетъ первыхъ цвтовъ! При слов «madame» я невольно вздрогнулъ и не могъ справиться съ собою. А хитрая двочка такъ и впилась въ меня глазами.
— Madame est `a Paris… je viens de la quitter, — прошепталъ я, едва ворочая сухимъ языкомъ.
Врно Алиса поняла, что больше отъ меня ничего не добьется, или испугалась что-ли моего лица, только не стала меня мучить и удалилась… Боже мой, что-жъ тутъ такого, что меня про нее спросили?! А вотъ будто новый страшный ударъ разразился надо мною… Скоре, скоре опять за работу!..
Счастливый и безумный, не имвшій даже времени думать и мечтать о будущемъ въ этомъ нахлынувшемъ на меня счастьи, я бросилъ мои работы и проводилъ почти вс дни съ Зиной и у Зины. Ея генералъ пересталъ смущать меня; я теперь началъ находить его очень милымъ старикомъ и необыкновенно радушнымъ хозяиномъ.
Но мое счастіе было непродолжительно. Какъ-то на святкахъ, придя къ Зин, я засталъ у нея нсколько новыхъ лицъ, присутствіе которыхъ сразу отравило мою радость.