Наваждение

— Я знаю, где шарф… если это тебе интересно, — спокойно сказала Бланш.

— Знаешь?.. Ну и где же?

Подруга медленно подняла взгляд на ее лицо.

— У Джаджа. В нагрудном кармане пиджака.

Изабелла вскочила и снова села.

— Что?!

— По крайней мере, он там был, я видела… краешек.

— Это абсурд! Зачем, черт побери, ему мой шарф!?

— Ты бы лучше спросила, как он оказался у него. Весьма надеюсь, не с твоего ведома?

— Разумеется, нет. У меня нет привычки дарить мужчинам предметы своего туалета.

Бланш поджала губы и, помолчав, сказала:

— Когда мы пошли наверх, шарф, несомненно, был у тебя на плечах. Ты не поднималась, а Джадж не спускался вниз. Однако, когда мы разыскали его после исчезновения, шарф таинственным образом уже перекочевал к нему в карман. Он даже не удосужился как следует припрятать вещицу… Загадка какая-то, ты не находишь?

Изабелла смутилась и покраснела, предчувствуя опасность.

— Ты подозреваешь…

— Нет, дорогая. Коль скоро все обстоит так, как ты говоришь, — не сомневаюсь в твоей правдивости — значит, лжет этот человек. Да, разумеется, он лжет. Женский шарф сам собой не взлетает на три этажа и не попадает прямо в мужской карман.

— А может, у него был вовсе не мой шарф?

— Дорогая моя, что-что, а содержимое твоего гардероба я знаю наперечет. Ты могла бы убедить Роджера, но не меня. У Джаджа был твой шарф.

Изабелла закусила губу и, в свою очередь, уставилась на ковер.

— В таком случае ничего не остается — он зашел слишком далеко. И не имел никакого права так поступать. Ума не приложу, зачем ему мой шарф. Не маньяк ли он?

— Вероятно, только ты все время упускаешь главное — как, в конце концов, этому человеку удалось заполучить твой шарф?

— Вариант возможен один: он оставляет вас в гостиной, черным ходом крадется в зал и снимает с меня, спящей, шарф. Другого объяснения, похоже, нет.

— Естественно, Джадж может быть кем угодно, даже лунатиком, — предельно сухо сказала Бланш.

— Премного благодарна! Прекрасно понимаю, куда ты клонишь.

Бланш замолчала. Так и не дождавшись ответа, Изабелла рассмеялась, но в ее смехе прозвенели жесткие, металлические интонации.

— О, сдаюсь — улики катастрофическим образом изобличают нас обоих. Поэтому можешь говорить откровенно.

— Бога ради, оставь этот тон! Ты, разумеется, понимаешь, насколько компрометирует тебя подобная ситуация. Не выходи из себя, подумай лучше, что предпринять. Если я видела шарф, его мог заметить и кто-нибудь другой.

— Следовательно, ты не собираешься разглашать подробности сего пикантного случая?

— Разве я способна на такую подлость? Думала, ты обо мне лучшего мнения.

Изабелла в волнении начала грызть ногти.

— Я пришла тебе помочь, — продолжала Бланш. — Полагаешь, приятно вмешиваться в чужие дела?

— О, я, безусловно, тебе благодарна. Не всякий решится взять на себя столь неприятную обязанность — это ясно… Возможно, моя благодарность была бы безграничной, отнесись ты ко мне с пониманием и поддержкой, только твои убеждения иного рода. Разумеется, я не имею никакого права ожидать от других такого же донкихотства, какое в подобной ситуации проявила бы сама. Каждая женщина обязана действовать в согласии со своей природой.

— Еще будет время проявить симпатию — когда почувствую безотлагательную необходимость.

— Прошу тебя, никогда не относись ко мне с сочувствием, коли не считаешь, что я того заслуживаю. Мне вовсе не нужна жалость.

Бланш осторожно села на софу и с безотчетной импульсивностью схватила подругу за руку.

— Белла, поклянись, что между вами ничего нет, и я поверю. Ты не можешь солгать, ведь мы всегда верили друг другу.

— Клянусь, не имею ни малейшего представления, каким образом у Джаджа оказался мой шарф. И недоумеваю по этому поводу не меньше, чем ты.

— Правда?

— Сущая правда… — Изабелла улыбнулась и покраснела.

— Прекрасно. Это я и хотела услышать. Пока ты в порядке, его поведение нас может особенно не тревожить. У меня просто камень с сердца свалился… Но тебе просто необходимо вернуть шарф.

— Вечером, в постели, я все обдумаю.

Бланш пристально смотрела на Изабеллу, не отпуская ее руки.

— На твоем месте я прекратила бы с ним всякое общение. От такого человека добра не жди.

— Советуешь отказаться от дома?

— Полно и других домов. Ты уже сказала тете, что он согласен его уступить?

— Пока нет.

— Вот и хорошо, и не говори… Черкни Джаджу пару строк, мы, мол, по разным причинам отказываемся от дома. Упомяни и про шарф — дескать, все знаешь — и попроси немедленно вернуть… Перед ужином все можно успеть сделать.

— Нет, сейчас уже нет времени, — ответила Изабелла.

Времени не нашлось и позже. Ночью, в постели, она долгие часы мучительно размышляла о событиях минувшего дня. Когда ей удавалось убедить себя, что ни при каких обстоятельствах она не могла подарить злополучный шарф Джаджу, становилось легче, но в следующую секунду, как плохо перевязанная рана, снова начинали мучить сомнения, и снова она тщетно пыталась найти выход, избежать признания ужасной, немыслимой догадки.

Неясные подозрения терзали с новой силой, пока, вконец обессиленная, она не погрузилась в сон.