Наваждение

— Это работа для молодых, — подтвердила Кендалл. — Одна из причин, почему я оттуда ушла и стала преподавать гинекологию. — Не обращая внимания на внезапно зазвонивший телефон, профессор оживленно продолжила: — Конечно же, я с удовольствием поделюсь с вами своими воспоминаниями о Хелен. Странно, конечно, что вы решили обратиться ко мне спустя столько лет.

— Ничего удивительного. Я намерен написать о своей жене мемуары. Описание ее жизни — такое же короткое, как и сама жизнь. «Врачи на крыльях» — ее первое и единственное место работы после получения степени магистра биофармацевтики.

— Разве она не эпидемиолог?

— Биофармацевтика — ее первая специальность. — Пендергаст сделал паузу. — Я понял, как мало знал о работе Хелен в «ВНК»… Тут полностью моя вина, которую я теперь пытаюсь искупить.

При этих словах суровые черты Кендалл слегка смягчились.

— Рада слышать. Хелен была замечательной женщиной.

— Тогда расскажите мне, пожалуйста, о ее работе в «ВНК» И прошу вас, не нужно ничего ретушировать — недостатков у Хелен хватало. Я предпочитаю неприкрашенную правду.

Взгляд Кендалл переместился в какую-то точку позади Пендергаста, куда-то вдаль, словно она смотрела в прошлое.

— Как вы знаете, в «ВНК» мы занимались программами по обеспечению населения третьего мира санитарными условиями, питьевой водой, продовольствием. Помогали людям улучшить условия жизни и здоровье. А когда происходили катастрофы — как сейчас в Азербайджане, — мы мобилизовывали бригады врачей и работников здравоохранения и отправляли в районы бедствия.

— Это мне известно.

— Хелен… — Кендалл замялась.

— Продолжайте, — проговорил Пендергаст.

— Ваша жена была прекрасным сотрудником, с самого начала. И все же у меня часто возникало чувство, что в нашей работе ей больше всего нравятся приключения. Да, она месяцами терпела кабинетную работу, но больше всего ей хотелось попасть в эпицентр какой-нибудь катастрофы. Однажды… — Мириам Кендалл прервалась и с удивлением спросила: — Вы что, записывать не будете?

— У меня отличная память, профессор Кендалл. Продолжайте, прошу вас.

— Так вот, однажды в Руанде нас окружила толпа — человек пятьдесят, все пьяные, размахивают мачете… У Хелен в руках откуда ни возьмись появился двуствольный «Дерринджер», и она разогнала этот сброд. Велела им бросить оружие и проваливать. Они ее послушались, представляете! — Кендалл покачала головой. — Неужели она вам не рассказывала?

— Нет.

— Хелен очень умело обращалась с пистолетом. Она научилась стрелять в Африке?

— Да.

— Мне всегда это казалось немного странным.

— Что?

— Охота. Странное увлечение для биолога. Хотя каждый снимает стресс по-своему. Иногда, в экспедиции, бывает невыносимо тяжело: смерть, жестокость, дикость. — Кендалл умолкла, словно вспоминая что-то.

— Я надеялся посмотреть ее личное дело в «ВНК», но тщетно.

— Вы же себе представляете, с канцелярией им возиться некогда, да и некому. Так что документы они не хранят, тем более бумаги десятилетней давности. А папка с личным делом Хелен была бы самая тонкая.

— Почему?

— Она ведь работала на полставки.

— Это была… не основная ее работа?

— Ну, «полставки» — не совсем точно. То есть Хелен отрабатывала полных сорок часов в неделю, а в командировках — гораздо больше, но она часто уезжала, иногда сразу на несколько дней. Я всегда думала, что у нее есть и другая работа или она трудится над каким-то проектом, но раз вы говорите, что она больше нигде не работала… — Кендалл пожала плечами.

— Другой работы у нее не было. — Пендергаст помолчал и спросил: — А что вам запомнилось в характере Хелен?

— Она всегда поражала меня своей закрытостью, — нерешительно начала Кендалл. — Я даже не знала, что у нее есть брат — пока он однажды не пришел к нам в офис. Тоже очень красивый. И, припоминаю, тоже медик.

— Джадсон.

— Совершенно верно. Видно, медицина, — это у них семейное.

— Да. Врачом был и отец Хелен.

— Понятно.

— Она когда-нибудь говорила с вами об Одюбоне?

— О натуралисте? Нет, никогда. Забавно, что вы о нем упомянули.

— Почему же?

— Потому что это был один-единственный раз, когда она вышла из себя.

— Расскажите, пожалуйста, — заинтересованно попросил Пендергаст.

— Нас послали на Суматру, после катастрофического цунами. Жуткие разрушения…

— Ах да, помню ту поездку, всего через несколько месяцев после нашей свадьбы.

— Настоящий хаос, работали мы на износ. Как-то вечером я захожу в нашу палатку — мы жили с Хелен и еще с одной нашей сотрудницей. Хелен на складном стуле дремала с книгой, раскрытой на изображении какой-то птицы. Я решила потихоньку убрать книгу, но Хелен резко проснулась, вырвала у меня книгу и очень разволновалась. Потом как будто опомнилась, пыталась даже засмеяться. Сказала, что я ее напугала.

— А какая была птица?

— Маленькая, яркая такая. Название необычное… Там еще было название штата.

Пендергаст на миг задумался.

— Виргинский пастушок?

— Нет, это я бы запомнила.

— Калифорнийский бурый тауи?

— Нет, зеленая с желтым.

Последовало молчание.

— Каролинский попугай? — спросил наконец Пендергаст.