Наваждение

На другой день Элистэ попробовала укрыться в прачечной, но и тут через час с небольшим преследовательница разыскала ее. Тюремный двор, обнесенный стеной, галерея на первом этаже, где гуляли сквозняки, и даже ниша под лестницей - нигде нельзя было спрятаться. Где бы Элистэ ни находилась, Жунисса неизменно обнаруживала ее, вынюхивала с безошибочным чутьем охотничьей собаки. Элистэ уже заранее поеживалась в ожидании дружеского шлепка по плечу и сердечного: "Ну, сестричка, куда ни пойду, ты тут как тут. Уж не ходишь ли ты за мною следом?!" Она как умела скрывала свою слишком очевидную неприязнь, тем более что Жунисса ей действительно помогала. Та много знала, не скупилась на советы, которые всегда оказывались полезными; порой она угощала Элистэ палочкой ячменного сахара или шоколадом, и делала это так настойчиво, что невозможно было отказаться. Элистэ сдержанно благодарила, но ее грызли тревожные опасения, перераставшие в страх: вдруг Жунисса работает на полицию? Шеррин был буквально нашпигован тайными агентами, в основном состоящими на службе у Комитета Народного Благоденствия. От них требовалось разоблачать контрреволюционеров, и в народе их прозвали "кормильцами", ибо в таком качестве они и выступали по отношению к Кокотте. Может, Жунисса - одна из них и подозревает Элистэ из-за какого-нибудь неосторожного слова, слетевшего в бреду с ее губ? Но если так, почему тянут с разоблачением? Собирают дополнительные улики? Или этой женщине доставляет удовольствие игра в кошки-мышки?

Впрочем, терзаться бессмысленно. Лучше, если получится, думать о чем-нибудь другом. А подумать ей было о чем. Прошла половина недели. Еще три дня - и ее освободят. Она вновь окажется на улице - по-прежнему без единого бикена, без работы и без права просить милостыню. Ее ожидают холод и голод: жуткое будущее. Элистэ не тянуло на свободу. "Сундук" хоть и был страшным местом, но давал крышу над головой и с грехом пополам кормил. Где еще ей так повезет? Нет, ей определенно лучше остаться здесь, но как это устроить? Чего бы проще - совершить мелкий проступок, за который положен арест; но это сопряжено с опасностью. Элистэ понимала, что между приговором к краткосрочному тюремному заключению и осуждением на смерть пролегает крайне тонкая, а по нынешним временам подчас просто неразличимая грань. Тут все нередко зависит от прихоти полицейского судьи. Брюзгливый судья, страдающий несварением желудка, может засадить подростка-карманника в "Сундук" на два-три месяца - и с такой же легкостью отправить на виселицу. С вероятностью подобного исхода следовало считаться.

Зато другая возможность заслуживала внимания: исполнить за деньги чужую работу, как дельно советовала ей Жунисса. Так у нее будет хоть какая-то мелочь, когда она через три дня окажется на улице. Увы, она спохватилась слишком поздно. Ее прогулки не остались не замеченными надзирателем, который решил, что она оклемалась и способна работать. Элистэ определили на кухню и заставили с утра до вечера чистить большие медные чаны, соскребая со дна черную корку пригоревшей овсянки. Вода в огромных лоханях была не просто горячая - почти кипяток, а щелочное мыло разъедало кожу. К концу первого рабочего дня у нее невыносимо ломило спину, плечи и руки.

Так она все три дня и проскребла котлы. Вечером третьего дня Элистэ находилась без сил и по-прежнему без бикена в кармане. В камеру она приплелась за четверть часа до двойного звонка, попеременно впадая то в отчаяние, то в самобичевание. Ну почему она не придумала, как тут остаться! Почему?!

- Эй, Стелли! - Кто-то взял ее за руку. Опять Жунисса!

- Я устала, мне нужно отдохнуть, - отвернулась Элистэ.

- Подожди минутку. Давай отойдем.

Она потянула Элистэ в сторону и прижала спиной к стене бокового коридора, где тусклый свет одинокого фонаря под потолком едва разгонял мрак. Наклонившись, Жунисса впилась в нее взглядом.

- Великий завтра у тебя день, а, подруга?

- Можно сказать и так.

- Ты, верно, ждешь не дождешься. Надоело, небось, скоблить чаны?

Элистэ пожала плечами.

- И что думаешь делать?

- Не знаю. - Она постаралась скрыть свой страх и растерянность, не понимая, что голос и взгляд выдают ее.

- Денег у тебя, как я понимаю, нету. Могла подзаработать, да только гордость заела. Как же ты там жить будешь, без денег?

- Тебе-то какая забота? - не выдержала Элистэ. - Чего это тебя так занимает? Чего тебе нужно?

- Послушай, я за тобой тут всю неделю приглядывала, хоть ни разу от тебя "спасибо" не слышала, помогала чем только могла...

- Зачем?

- Затем, что пожалела тебя, дурочку желторотую.

- А теперь?

- А теперь у меня к тебе предложение, от которого нам обеим светит прямая выгода. Мне нужна фигля на отмашке. - Она имела в виду заключенную, которой предстояло выйти на волю. - Я эти дни присматривалась к тебе, по-моему, ты подходишь. Немного подзаработаешь.

- Да? - Элистэ, сложив на груди руки, приготовилась выслушать заведомо сомнительное предложение.