Сказочник Гауф узнал о победе уже на смертном одре. Наварин стал последней радостью умирающего сказочника. Биограф писателя пишет: «Внезапно он (Гауф) заболел тяжелой болезнью и впал в беспамятство. В таком тяжелом состоянии он узнал о славной победе, которую соединенный флот европейских государств одержал над турецким флотом при Наварине. Это означало приближение полного поражения Турции и торжество греческого народа… Все либерально настроенные немецкие писатели радовались этой победе, обращался к ней и смертельно больной сказочник Гауф. “Я должен рассказать об этом Мюллеру”, – в полубреду пробормотал он, повергнув в смятение родных, так как его друг, замечательный поэт-песенник Вильгельм Мюллер умер незадолго до этого. А 18 ноября 1827 года не стало и поэта-сказочника…» Морская победа в далеких южных водах неожиданно оказала свое влияние и на петербургскую моду. Женщины, узнавши о славных подвигах моряков, резко увеличили ширину своих юбок, уподобляя их корабельным парусам.
Удивительно, но известие о наваринской победе достигло Петербурга с небывалой для тех лет скоростью. Уже через несколько дней наш посол в Турции Рибопьер донес о происшедшем в Одессу. Оттуда губернатор граф Пален немедленно отправил курьера в столицу.
– Душа из тебя вон, но чтобы домчался, аки стрела из лука пущенная! – напутствовал граф своего посланника.
Несколько суток сумасшедшей скачки, несколько загнанных лошадей, и вот уже Николай I нетерпеливо срывает печати с графского пакета и радостно читает послание. Поэтому, когда невских берегов достигли гейденовские курьеры, император Николай уже знал в общих чертах об итогах грандиозного сражения.
Российскую позицию в вопросе определения виновника наваринского погрома весьма доказательно изложил в 1877 году военный историк полковник Е.В. Богданович: «Некоторые турколюбцы позволяли себе даже утверждать, будто сражение… было изменническим нападением на турок со стороны союзников. Собранные нами материалы дают превосходный ключ к разрешению этих мнимых недоразумений. Материалы эти, несомненно, доказывают, что, не обращая никакого внимания на присутствие английского и французского флотов в Архипелаге, Порта как будто с нетерпением ожидала известия о начале боевых действий, даже и не думая отвратить или отсрочить столкновение, для чего ей стоило лишь предписать… Ибрагим-паше избегать встречи с союзниками. Порта, видимо, ожидала и даже желала противного. Ибрагим искал встречи с союзными эскадрами. Из записки сэра Э. Кодрингтона, представленной им совету министров, видно, что Ибрагим-паша заранее изготовился к сопротивлению союзным эскадрам силою, и потому… сделал все приготовления к враждебной встрече союзных флотов, полагая, что он в силах будет совершенно уничтожить их… В предостережениях, в виде ультиматумов, посланных Ибрагиму пред битвой… тоже не было недостатка».
В Петербурге же, получив известие о Наварине, ликовали от души и аристократы, и простолюдины. Помощь бедствующим единоверцам, честь флага и слава Отечества, что может быть еще более значимо? Столичные же франты в мгновение ока облачились во фраки цвета «наваринского дыма с пламенем». К слову, цвет этот оказался столь популярным в России, что продержался без малого два десятка лет…
Особенно был горд происшедшим сам император Николай: ведь посылка эскадры в Средиземном море было его первым важным решением в европейских делах, и сразу такой оглушительный успех! К тому же удалось одновременно заставить сражаться с турками англичан с французами, которым теперь будет не так уж легко вновь вернуться к дружеским отношениям с Портой на глазах всей Европы.
– Теперь, привязав к себе наваринским погромом Лондон с Парижем, мы выясним наши отношения со Стамбулом! – объявил своим министрам русский император и отдал приказ начать переброску войск к Дунаю.
Гордый успехом своего флота Николай и награду ему учредил поистине царскую – корабельный Георгиевский флаг за мужество и бесстрашие в бою: в центре Андреевского флага Андрей Победоносец поражал копьем огнедышащего змия. Вновь учрежденный Георгиевский флаг полагалось отныне вручать кораблям, в сражениях наиболее отличившимся. Николай самолично определил и первого обладателя столь почетного флага – линейный корабль «Азов».