Наваринское сражение. Битва трех адмиралов

– Чего удивляться, если там капитанствует сам Лазарев! А Михайла Петрович, известное дело, и в полный штиль паруса имеет с полным ветром!

– Вот что значит везение! – вздыхали молодые.

– Сие есть не везение, а мастерство великое! А чтобы таковое приобресть, надо хотя бы трижды по всем окиянам вокруг шара земного прогуляться!

Скупые выписки путевого дневника: «17-го октября. Весь день дул довольно свежий противный ветер и было очень холодно…

18-го октября. Целый день свежий противный ветер, большое волнение.

19-го октября… К вечеру нам задул попутный ветер, и мы шли по 8-ми узлов, но не долго…

20-го октября. К полудню противный ветер засвежел до того, что мы вынуждены были закрепить все марсели. Сильным волнением эскадру качало без милосердия.

21-го октября. Старое по-новому. Все тот же ветер и все так же холодно.

22-го октября… “Азов” свежим ветром от W-та выбило из парусов.

23-го октября. Ветер нисколько не стихает… Эскадра, имея сильно обитый рангоут, будет в опасности, если это придется. Мы не можем найти больших парусов и можем быть прижаты к итальянскому берегу».

У самой Мальты стихия, будто издеваясь, снова преподнесла испытание. Двое суток из-за штилей и встречного ветра наша эскадра не могла приблизиться к острову. Нервы у всех были на пределе. «Адмирал (Гейден. – В.Ш.) сильно в душе своей страдал к раненым его воинам, напрягал все усилия, чтобы… достигнуть порта, им для исцеления их и исправления кораблей избранного, и который столь близко находился…» Наконец стихия, сжалившись над мореплавателями, отступила, и эскадры втянулись в гавань Ла-Валетты.

* * *

Вот наконец и долгожданная Мальта, вековой оплот христианства и рыцарства. Отвесные скалы амфитеатром обрамляют вход в главную гавань острова. По берегам каменные формы, над формами британские флаги, в амбразурах пушечные жерла. На набережной гарнизон в ружье. Крепостные стены усеяны ликующими толпами. Звонили колокола. Музыканты, раздувая щеки, играли популярный тогда «Марш морских королей».

С одной стороны, буквально в десятках саженей от «Азова», – мыс Рикесом, с другой – знаменитый форт Сант-Эльма. Над фортом клубы дыма ответного салюта. Меж мысом и фортом вход в Большую гавань, где на горах раскинута сама Ла-Валетта. В гавани тесно от множества мелких судов. Лазарев нервно глянул на развевающиеся вымпела. Дул свежий норд-ост, именуемый по здешнему «грегамом». «Азов» осторожно входил в узкий пролив, ведя за собой остальных. Лазарев весь обратился в глаза.

В закрытых водах судно, идущее в фордевинд, всегда почему-то с дурацким упорством движется вперед, как бы ты ни уменьшал площадь парусов. А потому капитану необходимо особенно точно рассчитать время приведения к ветру, время, когда следует взять паруса на гитовы и бросить якорь. Плавание в закрытой воде – это высочайшее из морских искусств! Лазарев понимал, что с берега за движением «Азова» придирчиво следят тысячи профессионалов, от которых не укроется даже самая малейшая оплошность. Для них ты можешь быть трижды героем самых жестоких сражений, но неряшливого и неуклюжего маневра они все равно никогда не простят! У моряков свои законы и свои критерии уважения соратников по морской стезе. Так было, так есть и так будет всегда!

…Когда израненный «Азов» бросил якорь, с берега донеслись бурные аплодисменты и крики «браво», бывшие для Лазарева, да и для всех азовцев, лучшей наградой.

Наши моряки осматривались по сторонам. Даже одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться в том, что закрытая от всех ветров Ла-валеттская гавань чрезвычайно удобна для стоянки судов и отдыха их команд.

– Господа! Обратите внимание на бастионную террасу! – обратился к столпившимся у фальшборта товарищам Володя Корнилов. – Вон-вон, левее!

С террасы приветственно махали платочками дамы. Едва эскадры бросили якоря в прозрачные воды Ла-Валетты, как у трапов появились шлюпки. В них важно восседали румяные портовые чиновники. На борт кодингтоновской «Азии» поднялся карантинный директор Джон Грейг.

– Пятнадцать суток без берега! – объявил он безапелляционно вице-адмиралу. – Причина, надеюсь, понятна – вы прибыли из порта, где свирепствует чума! Для стоянки вам определена отдаленная гавань Марса-Мушето.

Кодрингтон лишь удрученно развел руками. Кому, как не ему, было известно, что карантинный закон беспощаден ко всем, вне зависимости от чинов и заслуг.

Запрещение съезда на берег восторгов у наваринцев не вызвало. Но если наши держались сдержанно (кто их, англичан, знает, что у них тут за порядки!), то английские матросы бушевали, переворачивая медные бачки с опостылевшей похлебкой-потажем.

– Сэр, – докладывали Кодрингтону его капитаны, – фитиль уже зажжен и вот-вот грянет взрыв!

И Кодрингтон нашел достойный выход. Он вновь вызвал к себе карантинного директора.

– Согласно всем существующим законам, время изоляции считается с момента оставления подозрительного порта. Мы покинули Наварин четырнадцать суток назад, и значит, вне берега нам осталось пребывать всего лишь сутки! – заявил он директору Грейгу.