Навь и Явь

– Теперь тебя никто не тронет и не прогонит, только покажи эту бумагу.

Потом они сидели на подснежниковой полянке у подножия сосны: усталая навья наконец жевала пирожок с рыбой, а девочки уплетали ещё тёплую кашу с мясом из горшочка. В корзине оставалось ещё много снеди, должно было хватить на пару дней. Радимира задумала поставить Рамут на довольствие в Шелуге, чтобы ей и дочкам ежедневно приносили свежую еду, и навья могла больше не беспокоиться о добыче пропитания.

Сосна, не открывая глаз, чуть приметно улыбалась в своём неземном сне. Воительница Северга отстрадала, отвоевала своё... Любила ли? Среди белой подснежниковой нежности сомневаться в этом не хотелось. «Может, не такие уж мы с навиями и разные? – думалось Радимире. – И боги сотворили нас едиными, а разделяем друг друга на своих и чужих мы сами?»

*

– Как вы неповоротливы! Разве нельзя немного шустрее шевелиться?

Олириэн, расхаживая среди развалин, подгоняла работников, грузивших в телеги обломки, которые уже нельзя было использовать повторно – пыль, щепки, каменную и кирпичную крошку, прочую мелочь. Не замечая наблюдающую за нею Лесияру, она раскинула руки в кожаных перчатках с длинными раструбами, закрыла глаза, и мусор пришёл в движение, потоками устремляясь в телеги.

– Работать нужно быстрее! Люди томятся во времянках и по чужим дворам, город следует как можно скорее восстановить!

Сегодня её стройный стан облегал тёмно-серый строгий кафтан, а скромную простоту рабочего облика дополняли светло-коричневые штаны с черными сапогами. Золотые волосы, впрочем, прятались под весьма щегольской треугольной шляпой с пушистым чёрным пёрышком и маленькой брошью из смоляного камня, а горло окутывали шёлковые складки белого шейного платка. Её удивительные руки, защищённые перчатками, творили чудеса: лёгким взмахом заставляли подниматься и зависать в воздухе тяжёлые брёвна и каменные глыбы, передвигали и осторожно опускали их на место. К ней подошли ещё две женщины-зодчие, одетые так же скромно, строго и изящно, и они некоторое время обсуждали на своём языке какой-то чертёж, в то время как на расчистке завалов трудились плечом к плечу навии, женщины-кошки и люди.

Существенно задержать начало работы могла слабость дневного зрения жителей Нави, непривычных к слишком яркому для них солнечному свету. Конечно, они могли вести и ночной образ жизни, но это не слишком вписывалось в общий распорядок. Лесияра уже обсуждала с Огнеславой и её мастерицами-стекольщицами заказ на защитные очки из затемнённого стекла, но решение пришло оттуда, откуда не ждали. Радимира привела необыкновенно пригожую собой, черноволосую и голубоглазую навью по имени Рамут – целительницу-костоправку и обладательницу волшебного самоцвета. По словам красавицы, камень – сердце её матери – сделал её собственные глаза способными выносить свет солнца, а также наделил возможностью передвигаться так же, как это делали дочери Лалады; прямо при Лесияре она приложила камень к глазам нескольких навиев, и на следующее утро те смогли спокойно выйти на работу вместе со всеми. К Рамут выстроилась очередь из её соотечественников, и за несколько дней та справилась с задачей: все три тысячи сто двадцать семь навиев приобрели новые, приспособленные к жизни в Яви глаза. Узнав, что эта полная спокойного достоинства и светлой красоты молодая навья живёт с двумя дочками в лесном шалаше, Лесияра приказала построить для неё дом в том месте, где она сама пожелает.

– Здравствуй, государыня, – поклонилась тем временем Олириэн, заметив княгиню, и доложила: – Дело идёт полным ходом: пока мы расчищаем завалы. Трудимся в три смены, беспрерывно. Скоро приступим непосредственно к восстановлению Зимграда.

– Это радует, – кивнула Лесияра. – Всё необходимое для строительства будет вам поставлено без проволочек, не сомневайся.

– Могу я сегодня вечером рассчитывать на мой час? – осведомилась Олириэн с лёгким поклоном и улыбкой.

Она загорелась мыслью запечатлеть облик белогорской правительницы на картине, и каждый вечер в течение часа Лесияра восседала на престоле в полном торжественном облачении, пока навья проворной кистью наносила мазки на полотно.

– Разумеется, Олириэн, как всегда, – сказала княгиня приветливо. – Мы ждём тебя к ужину.