В палату внесли столик и лавочку, и перед Дамрад положили целую стопку грамот – видимо, по числу полков навьего войска. Грамоты были составлены на навьем языке и гласили следующее:
«
– Тебе нужно поставить подпись на каждой грамоте и приложить свою личную печать, – сказала Лесияра. – Указы понесут твои пленные воины в сопровождении наших.
Обмакивая перо в чернила, Дамрад устало ставила закорючку за закорючкой, а следом прикладывала к бумаге висевшую у неё на шее печать. На грамоте оставался радужно переливающийся и светящийся в сумраке оттиск в виде герба Длани. Печать работала только в руке владычицы, удостоверяя получателей в подлинности её воли, запечатлённой в этом послании.
– Что-то в горле пересохло, – хрипло проронила Дамрад, когда половина бумаг была подписана. – Нельзя ли воды?.. А лучше чего-нибудь покрепче.
Лесияра кивнула, и высокопоставленной пленнице подали чарку душистого, выдержанного вишняка. Залпом осушив её, владычица вернула пустую посуду на поднос, измученно выдохнула, размяла сведённые судорогой пальцы и продолжила ставить подписи с печатями. Когда последний листок с указом-обращением был заверен, Дамрад бросила перо на стол и спрятала печать в чехольчик.
– Готово. Ежели это всё, что от меня требовалось, могу я теперь пойти к себе?
– Всё, Дамрад, – кивнула княгиня, пробегая глазами последний подписанный листок. – Есть ли у тебя какие-либо просьбы, пожелания?
Чего владычица навиев могла сейчас желать? Слабое освещение темницы вполне устраивало её и не причиняло неудобств глазам, постель была мягка и по-княжески роскошна, а к холоду тело Дамрад, рождённой в отнюдь не жарком мире с тусклым солнцем, привыкло давно. Лишь одно последнее желание раскинуло в ней тёмные кожистые крылья...
– Да, княгиня. Мне хотелось бы увидеть воочию твою прекрасную жену. Не беспокойся! – Дамрад усмехнулась при виде настороженно сдвинувшихся бровей Лесияры. – Я не осмелюсь причинить ей вред, ведь твои верные дружинницы тут же убьют меня, не так ли? Дозволь мне лишь взглянуть ей в глаза и коснуться её руки один-единственный раз... Ежели я, конечно, прошу не слишком много.
– Твоё желание меня удивляет, но изволь, я позову Ждану, – проговорила повелительница женщин-кошек. – Смотреть на неё ты можешь, но вот касаться, уж прости, нет.
Она отослала из палаты одну из стражниц, и вскоре Дамрад услышала лёгкие шаги той, чьи глаза ослепили её когда-то в схватке за Вранокрыла.
– Государыня, ты звала меня? Я здесь, – прозвенел живительный, как родниковая вода, голос.
Белоснежная накидка и драгоценный венец-очелье покрывали волосы супруги Лесияры, но Дамрад не сомневалась в глубоком, шелковисто-тёмном блеске её кос. Проходя мимо владычицы навиев, Ждана напряглась и невольно сделала шаг в сторону, а в её глазах проступил враждебный холод.
– Можешь меня не бояться, – усмехнулась Дамрад. – Ты видишь – я в кандалах и под стражей, а потому не смогу причинить тебе вред. Впрочем, намерений таких у меня и нет.
Ждана приблизилась к своей супруге, и Лесияра оберегающим движением обняла её за плечи.
– Лада, ты видишь перед собой Дамрад, владычицу навиев, – сказала она. – Она только что подписала для своего войска указ о полной сдаче. Война окончена.
– Я счастлива это слышать, – проронила Ждана, колюче сверкая глазами в сторону пленницы в белом плаще. – Но для чего ты позвала меня, государыня?
– Я выполнила просьбу Дамрад, лада, – сказала Лесияра. – Она хотела с тобой познакомиться.
– Мы уже в каком-то смысле знакомы, – проговорила владычица навиев. – Не ты одержала надо мной победу, княгиня, отнюдь. Слава победительницы принадлежит прекраснейшей из женщин, которая лишила меня власти над Вранокрылом – верховным воеводой Павшей Рати. Огнём своих очей она обожгла мне душу. Кабы не она, вам было бы не остановить рать из Мёртвых топей, и кто знает, как повернулся бы тогда ход войны... Ждана, – обратилась Дамрад к супруге княгини, – поцеловать тебе руку я не могу, мне запрещено тебя касаться. Поэтому я просто склоняюсь к твоим ногам.
С этими словами Дамрад опустилась на колено, глядя на смущённую Ждану снизу вверх с каким-то новым, гибельно-острым, но светлым чувством. Коренилось оно, наверно, в том ударе белогорской силы, ослепительном толчке, отбросившем её далеко от власти над воеводой Павшей рати. Он что-то подсёк в ней, прежние столпы души рухнули, но на обломках проклюнулось нечто новое – что-то, чему Дамрад сама не знала названия.