Навь и Явь

Тягучее «а-а-а» лилось из горла Дарёны мощным, пронзительно-холодным потоком, и у любого слушателя перехватывало дух от небесной, хрустальной высоты звуков и их завораживающей продолжительности. Неудержимая песня то порхала беззаботным жаворонком под облаками, то устремлялась к земле нападающим коршуном. Серебряный узор свивался в плотную вязь цветов, перьев, листьев и завитков, закрывая певицу защитным куполом и расстилаясь под ногами; Дарёна ступала по этому мерцающему ковру, не касаясь снега. Оберегать Младу, где бы та ни сражалась, отгонять от неё смерть своим голосом – только это и пылало в её сердце. Недомогание, усталость, страх, слёзы – всё сгорало в этом чистом огне, а песня становилась её стальными крыльями и сияющим мечом. Окованный железом щит был слишком тяжёл, но он Дарёне и не требовался: она ткала голосом непробиваемый кокон из песни.

Двадцать её последовательниц пели везде, где шли кровавые бои – и на западе, и на востоке. Самым сильным голосом среди них обладала Лагуша, сперва встретившая Дарёну недружелюбно и вызывающе, но после оказавшаяся самой прилежной и способной ученицей: она могла отклонять песней полёт стрелы и разбивать вдребезги клинки навиев. Стоило только превратить её честолюбие из недостатка в достоинство и направить в нужное русло, и оно начало способствовать успеху. Желая быть во всём первой, девушка работала с удесятерённой страстью, а врождённый певческий дар, подкреплённый водой из Тиши, сделал вторую половину дела. Лагуша даже получила прозвище «Стальное горло».

Да, это было нарушением приказа княгини, но иначе Дарёна не могла. Как усидеть дома, когда её родная чёрная кошка подвергалась смертельной опасности каждый день? С запада Млада перебросилась на восток и вступила в битву с Павшей ратью, и Дарёна последовала за ней – тем более, что кольцо работало в эту сторону безотказно. Она шла по полю битвы, и от её песни трескалась броня жутких воинов-чудовищ, поднявшихся со дна болот. Из трещин сочилась гадкая слизь. Бой шёл на крепком озёрном льду, и целый полк кошек сражался на коньках: снова пригодилось изобретение Светолики. Кошки носились с огромной скоростью, вёрткие и неуловимые, а помогали им прародительницы из Тихой Рощи, вооружённые столетними мечами.

Снежная пыль оседала на ресницах Дарёны, воротник шубки поседел от инея, а песня окрыляла и вливала в неё лёгкость и бесстрашие. Это потом она упадёт без сил, умирая от одышки и головокружения, но сейчас, ступая по полупрозрачной сетке волшебного узора, она вонзала в ужасных болотных ратников звонкие стрелы своего голоса.

– Ждана! – услышала она вдруг...

На неё мчался увенчанный высокой короной воин на чудовищном звере – смеси коня и ящера. Длинные зубцы венца выгибались наружу кривыми саблями, а лицо всадника было лишено кожи. Жезл с набалдашником в виде собачьего черепа в его руке издавал биение, колыхавшее пространство волнами; зловещий отзвук толкался в сердце Дарёны глухим, низким гулом: «Бух... Бух...»

– Ждана! – рычала клыкастая пасть воина.

Эхо этого голоса ледяным комом отдалось у неё внутри, а взгляд сковывал по рукам и ногам невидимыми кандалами. Только голос оставался на свободе – он-то и устремился серебряной стрелой прямо в сердце всадника.

*

«Ежели ты истинный государь и отец народа своего, ты ради него примешь не только меч в руку свою, но и смерть в тело своё».

Древний, далёкий голос всплыл из болотного небытия, и истинный смысл сказанных им слов остановил время вокруг полководца с жезлом. Кареглазая дева вонзила в него мерцающие шипы песни, и боль самоосознания захлестнула всадника. Жилы тянулись, сердце студенисто трепыхалось, а из памяти лёгкой бабочкой выпорхнуло имя: «Вранокрыл». Вместе с собственным именем расправила крылья и его душа, задавленная и почти вытесненная хмарью. Он знал эти янтарные, глубокие, тёплые глаза.

– Ждана, – сорвалось с губ Вранокрыла имя той, кому, казалось, они принадлежали.

Он ужаснулся звуку собственного голоса: этот звериный рык мог испугать кого угодно.

«Ежели ты истинный государь...»

Нетленное тело Махруд покоилось в Нави, осаждаемое тысячами паломников, а её дух был жив и свободен. Пророческий пронзительный холод её слов выдернул память Вранокрыла из Мёртвых топей, и он увидел себя таким же чудовищем, какие окружали его со всех сторон. Из глазниц черепа на жезле на него смотрела владычица Дамрад; её выкованная из твёрдой хмари воля вела войско в бой, и биение её сердца раскатывалось гулким эхом: «Бух... Бух...»

«Остановись!» – лилась мольба из янтарных глаз, вырастая до повеления.

И жаждущая спасения душа рванулась на свет этих очей. Вскинув руку вверх, Вранокрыл подбросил жезл, чтобы избавиться от него, как от чего-то гадкого, сосущего его силы и мутящего разум. Но отделаться от него оказалось не так-то просто: очутившись в воздухе, тот вдруг обернулся живым существом – раскрыл чёрные крылья, выпустил когтистые птичьи лапы и вцепился ими в руку князя.