Nathan Bedford Forrest

Фраза Ван Дорна "каким бы еще он ни был" предполагает, что на этот счет были вопросы, и они были. Даже на Юге, где использовался рабский труд, работорговец не был человеком, на которого стоит равняться, особенно в высших кругах общества . То, что Форресту удалось преодолеть стигматизацию этого бизнеса, вероятно, объясняется не только превосходным характером, как утверждали его поклонники, но и тем, что он жил на границе, где классовые различия обычно размывались. Кроме того, он заработал достаточно денег, чтобы купить себе уважение, которое в противном случае могло бы и не быть оказано. Несомненно, он пользовался необычным для работорговца уважением. За несколько лет до того, как он надел форму, в которой обрел славу, он был избран на ответственные местные политические должности и завел ценные дружеские отношения с представителями властной элиты тогдашнего Юго-Запада. Богатство и влияние, которых он добился, продавая рабов, фактически подняли его на тот уровень, где способности и бесстрашие могли обеспечить ему непревзойденное военное продвижение.

Рассказ Ван Дорна также демонстрирует, как офицеры его времени переписывали реальность на высокопарный язык, который они считали достойным того, чтобы оставить его потомкам. Форрест редко говорил тщательно выверенными фразами и положениями, о которых рассказывает Ван Дорн. О его обычном стиле общения можно судить по тем немногим сохранившимся рукописным письмам. Единственная элегантность в них - это старательное притворство. Например, он отвечал бывшему соратнику Минору Мериуэзеру, с которым у него произошла размолвка, что "все разногласия между нами благополучно улажены, и я заверяю вас, что я не испытываю к вам никаких недобрых чувств. Я... никогда не относился недоброжелательно к подопечным вашего "я", только когда чувствовал, что вы используете свое влияние против моих интересов".12

Более характерным для его манеры, пожалуй, был его ответ в военное время на третью просьбу солдата об отпуске: "Я же говорил тебе: "Крути, черт возьми, знай". Под словом "twist" он подразумевал "twicet", что на южном языке низшего класса означает "дважды". Под "ноу" он подразумевал "нет".13

Его разговорную бестактность, пожалуй, лучше всего иллюстрирует газетный отчет о короткой речи, которую он произнес в конце войны перед армией генерала Джона Б. Худа, прибыв из западного Теннесси, чтобы возглавить передовые колонны Худа из северной Алабамы в последней отчаянной попытке захватить Нэшвилл. Газета Montgomery Daily Mail сообщила, что, отметив, что он прибыл туда, "чтобы сочленить вас... чтобы показать вам путь в Теннесси", он добавил домашнее, но гордое резюме своих подвигов, в котором похвастался, что "на улицах Мемфиса... женщины выбегают в ночных одеждах, чтобы увидеть нас, и они сделают это снова в Нэшвилле".14

В некоторых отношениях он напоминал своих соотечественников - вспыльчивого жителя Теннесси Эндрю Джексона, чье президентство пришлось на годы его детства, и Эндрю Джонсона, подписавшего его помилование после окончания Второй мировой войны. Они тоже были людьми с непостоянным почерком, безграничной храбростью и горячей кровью. Джексон, особенно Джексон, обладал схожим талантом быстро принимать сложные решения и готовностью - почти жаждой - участвовать в насилии, которое в его время часто выдавалось за закон. Как и оба этих президента, Форрест не считался друзьями и соседями каким-то архиврагом. Скорее, большинство из них считали его наоборот.

Получив в общей сложности всего шесть месяцев образования, Форрест продемонстрировал умение четко строить предложения и инстинктивно разбираться в математике. Баланс между его пороками и добродетелями, как тогда считалось, сильно склонялся в сторону последних. Единственными личными качествами, которых он, похоже, стыдился, были пристрастие к азартным играм на крупные суммы и сильная склонность к нецензурной, хотя и не вульгарной, лексике. Он не пил и не употреблял табак, уважительно относился к женщинам и священнослужителям и был в восторге от детей. Он также любил лошадей и скачки и обладал острым чувством юмора. На одном из ужинов во время войны, отвечая светской даме, которая поинтересовалась, почему его волосы поседели, а борода осталась темной, он ответил, что, возможно, это потому, что он склонен больше работать мозгами, чем челюстями.15