Наступление

Афганистан, окраины Кандагара. Вторая линия обороны. 22 марта 1988 года

Горело солнце под горою
А вместе с ним горел закат.
Нас оставалось только трое
Из восемнадцати солдат…

— Эй, Леха!

Ефрейтор Заточный, девятнадцати лет от роду, дважды контуженный и легко раненый за сегодняшний день — повернулся на окрик.

— Держи!

Рядом с ефрейтором плюхнулся подсумок, набитый автоматными рожками. Четыре рожка, по тридцать остроголовых смертей в каждом. Потом еще один. И еще…

— Ты что, Пес? — он назвал старшего сержанта Марейкина не по званию, а кличкой — ложись, тут же снайперы.

Марейкин, который в бинтах стал похож на пережившего абордажную битву пирата, подмигнул единственным целым глазом.

— Намаз у них щас. Эта душня во время намаза шагу не сделает.

Ефрейтор не был в этом так уверен. Но говорить этого — не стал. Его сейчас интересовало немного другое.

— Гранаты есть?

Марейкин развел руками.

— Ось чого нима, того нима, сынку…

Несмотря на русскую фамилию, Марейкин, как и большая часть сержантского состава Советской армии был украинцем. Правда, восточным, почти русским.

Гранат не было. И жратвы не было. И воды почти не было. И сильно пахло гарью — в сотне метров от их позиции горела пакистанская техника, а за их спинами уже не горел — потушили — советский танк Т-62…

— А Вадька? — спросил Леха с затаенной надеждой.

Сержант развел руками

— Кончился Вадька…

И, пригнувшись, побежал дальше…

Кончился Вадька…

Их пост стоял во второй линии обороны Кандагара, второго по величине города Афганистана и главного по значению на южном направлении. Только поэтому он был до сих пор жив, он, и еще несколько защитников поста, которые остались в живых после второй атаки частей пакистанской армии. Сопротивление, оказанное советскими десантниками, было столь ожесточенным, что пакистанцы отошли, предоставив артиллерии и авиации доделать то, что сделать они не смогли. Артиллерия, поработав по их позициям несколько минут, перенесла огонь дальше, на сам Кандагар — возможно потому что из города хоть и с опозданием — но открыла огонь советская (а может и афганская) артиллерия. Это дало десантникам хотя бы небольшую передышку.

Собственно говоря, ефрейтор знал, что жить ему осталось — в лучшем случае часа два, в худшем — до того, как кончится этот намаз, и душки снова пойдут в атаку. К этому — как не сложно было поверить — он относился совершенно спокойно, хоть ему и было то от роду — девятнадцать лет. Просто так выпало. Он пошел служить, и напали враги. Никто не виноват, кроме разве что этих врагов. Но он — раз уж он служит — выполнит долг до конца.

Ефрейтор еще раз ощупал подсумки — гранаты у него были. Целых три — две РГД и одна мощная оборонительная Ф1, которую он взял на растяжки. Были и патроны — до того, как ему принесли три подсумка, у него оставалось ровно семнадцать патронов. Плюс — как и у многих здесь служивших — еще один, в железной капсуле из-под таблеток валидола.

Ефрейтор тщательно осмотрел магазины, ему не понравились два. В одном из них верхние патроны были грязными, по втором — помяты щечки и это грозило задержкой.

Грязные патроны он вытащил, облизал и снова вставил в магазин. Патронами из поврежденного наполнил пустой.

Взглянул на часы.

Время умирать…

* * *

Темнело…

Пакистанские коммандос заходили слева, они пытались взять небольшой холм, подавив находящуюся там огневую точку с трофейным пулеметом ДШК и, оказавшись на холме, прицельным огнем подавить остальные огневые точки, пробив брешь в линии обороны. Почему то на сей раз вперед не пошла военная техника, то ли решили что достаточно, то ли не знали, что противотанковых средств больше нет. Одновременно с коммандос — в лобовую атаку ринулись боевики из приграничных лагерей, перешедшие границу вместе с пакистанской армией.

Ефрейтор, перебежав со своей позиции в показавшийся ему более удобной воронку от снаряда, бил одиночными, пытаясь нащупать боевиков до того, как они подойдут на бросок гранаты. У боевиков были и снайперы — одна сейчас весь снайперский огонь был сосредоточен на холме, пулемет надо было подавить любой ценой.

Хлоп!

Есть!

Угадал — когда после перебежки боец залегает — он всегда откатывается влево или вправо. Пятьдесят на пятьдесят. Ефрейтор помнил, что когда человеку все равно, в какую сторону — обычно выбирают сторону рабочей руки, а у большинства людей она правая. Вот и еще один — поднялся для перебежки — словно споткнулся.

Одиннадцать

Одиннадцать человек за сегодня — более чем достойная плата и за позицию, и за него самого. Одиннадцать — за одного. А может — и больше.

— Аллаху Акбар! Аллаху Акбар! — понесшие потери боевики и пакистанские солдаты поддерживали свой дух воинственными кличами.

— Шурави, таслим! Рэзать будем!

Щас тебе будет и Акбар и таслим, разом.