Настроение: со льдом!

– Тамар, мама на то и мама, чтобы понимать своего ребёнка. Думаю, когда вы обе успокоитесь, сможете о многом поговорить с другим настроением. Вам обеим нужно время, чтобы всё осознать. Особенно, ей. Поэтому перестань себя винить, и смотри на будущее с оптимизмом.

– И всё-таки нам нужно решить, куда мы летим. И, вообще, летим ли.

– В смысле? – Марк кинул на меня вопросительный взгляд.

– Ты уверен, что можешь всё бросить и уехать даже на неделю? Что скажет твой дедушка?

– Вот и спросим его об этом.

– Ты собираешься с ним встретиться?

– Тамара, у меня нет жилья в Москве, я в России только два месяца, и до последнего не был уверен, что останусь на длительное время. Поэтому жилищный вопрос передо мной не стоял. И, как это ни смешно звучит, я живу у деда. Временно. Так что, мы остановимся у него, на пару дней.

Я молча смотрела на Марка, не понимая, как могла совершить такую глупость, что не выяснила детали нашего путешествия до того, как он засунул чемодан с моими вещами в багажник своей машины, и не вывез меня за пределы города.

– Ты хочешь, чтобы я приехала в дом Бориса Марковича с чемоданом? Марк, ты не в себе?

Он рассмеялся. Протянул руку и сжал мою коленку.

– Успокойся. Всё не так страшно и не так серьёзно. У деда огромный дом, если мы не сообщим ему, что приехали, он может об этом даже не догадаться.

– Мы не сообщим?

– Сообщим, конечно, – поспешно проговорил Марк. – Это я так уж. Но, Тамара, я взрослый человек, я вряд ли обязан объясняться с дедом по поводу того, с кем встречаюсь и с кем куда уезжаю.

– А по поводу того, кого привозишь в его дом?

– Ты создаёшь проблему на ровном месте, поверь. – И повторил: – Успокойся.

Хорошо ему говорить: успокойся. А я с того момента, как узнала, в чьём доме мне предстоит сегодня ночевать, вовсе покой потеряла. За несколько часов, что мы ехали до Москвы, я дозрела до предложения остановиться в номере отеля. Это удобно, совершенно прилично, и совсем меня не обидит, честно-честно.

Марк после моих слов кинул на меня долгий взгляд. Качнул головой.

– Тамара…

– Марк, я совершенно не представляю, что я скажу твоему деду! – не выдержала я, всё же пытаясь донести до этого смельчака свою точку зрения. – С какой стати я к нему заявлюсь?

– С той самой, – удивился Марк, – ты же со мной.

– Я остановлюсь в отеле, – добавив в голос твёрдости, повторила я.

– Ты остановишься там, где решу я, – сказал он вслед за мной. Снова кинул на меня взгляд, на этот раз предостерегающий. – И это не обсуждается.

Не знаю почему, но мне вдруг расхотелось с ним спорить. Не потому что обрадовалась его настойчивости, – вот он меня с дедом познакомить собирается, с самим Борисом Меликяном! – а потому что попросту не придумала, что сказать и как настоять. Оказывается, когда Марк добавляет в голос твёрдости и металла, возражать ему трудно.

Вскоре я поняла, что мы направляемся в Жуковку. В этом знаменитом, элитном посёлке мне бывать не приходилось, и теперь я, волей-неволей, крутила головой, с удивлением оглядывая огромные, фешенебельные дома за коваными заборами. Их даже нельзя было назвать особняками, потому что некоторые напоминали настоящие замки или усадьбы, и я даже боялась спросить, кому принадлежит тот или другой.

Дом Бориса Меликяна с дороги было не разглядеть. Среди крон высоких сосен были видны окна второго этажа и черепичная крыша. Забор внушительный, глухой, лишь ворота были коваными, с вензелями, а в середине, на стыке, как я поняла, был выкован какой-то герб, окрашенный золотой краской. Я пыталась разглядеть, что на нём изображено, Марк заметил и со смешком проговорил:

– Щит и дерево. Дед клянётся, что этому гербу больше пяти сотен лет, а то и больше. Дальше просто записей нет.

– Ты не веришь?

– Ну, о гербе он заговорил не так давно. Подозреваю, что в то время он его и придумал, а потом какой-нибудь историк за большую зарплату в каком-нибудь архиве раскопал «подлинность». Только ему не говори.

Ворота перед нами открылись, автомобиль въехал на территорию и я, наконец, смогла увидеть дом целиком. Огромный, двухэтажный, с широким плоским крыльцом, похожим на сцену или танцплощадку. Французские окна первого этажа казались огромными, в комнатах, наверняка, было много света. На втором этаже небольшие балконы, по всей видимости, в спальнях. На одном из балконов стояло кресло-качалка, и в нём сидел Борис Маркович. Буднично одетый, в соломенной шляпе от солнца. Сидел, неспешно раскачивался и наблюдал за подъезжающим автомобилем. Мне снова стало страшно. Я даже представить не могла, что скажу самому Борису Марковичу Меликяну, когда тот спросит, для чего я явилась в его дом. С чемоданом.

Не сдержавшись, пока ещё была такая возможность, я стукнула Марка по коленке. Чтобы хоть как-то выместить свой страх и возмущение.

Марк поймал мою руку и сжал её. Попросил:

– Успокойся.

Когда мы вышли из машины, и я заметила, что он направился к багажнику, я на него предостерегающе цыкнула.

– Не доставай, не доставай чемодан!

– Почему?

– Потому что я не хочу входить в дом твоего деда, и всех огорошить чемоданом. Давай войдём, поздороваемся…