Рядом с образом Брута-тираноборца стоит образ Лукреции, благочестивой и невинной жены. Поруганная добродетель стала той искрой, которая разожгла пламя переворота. Несмотря на то, что она подверглась насилию, Лукреция считала себя опозоренной, и этот позор был «несчастьем похуже смерти»[78], и потому перед самоубийством она сказала: «Себя я, хоть в грехе не виню, от кары не освобождаю; и пусть никакой распутнице пример Лукреции не сохранит жизни!»[79]. Ее образ – явное указание на тот моральный идеал чистоты и целомудрия, воплощением которого римляне желали видеть матерей семейств. Но Лукреция – не пассивная жертва обстоятельств. Здесь есть и честь, и сознание этой чести, и требование отомстить за себя, с которым Лукреция обращается к мужу и отцу. Это гордая римлянка с несгибаемой волей.
Так римские авторы описывали финал царской эпохи. Однако, современные историки сильно сомневаются в реалистичности этого рассказа, который больше похож на добротный голливудский сценарий, чем на описание реальных исторических событий. Сама дата рождения республики, предлагаемая античными авторами, – 509 г. до н. э. – уже вызывает серьезные вопросы. Эта дата перекочевала во все учебники истории и в Википедию, и она до сих пор условно считается концом царского периода. Но очень уж подозрительно совпадает она с датой свержения тирании в Афинах, центре культурного мира той эпохи.[80] Секст Тарквиний ведет себя как классический тиран по образцу греческих тиранов, которым традиционно, помимо всего прочего, приписывали сексуальную распущенность. Расхожий пример – снова из Афин. Это тиран Гиппарх, который был готов добиваться взаимности от объекта своей страсти любыми методами.[81] Наконец, есть большие сомнения, что свержение власти царей (когда бы это ни происходило) было таким уж бескровным событием, в конце концов, погибла только Лукреция, а все семейство Тарквиния было лишь изгнано из Рима. Идеализированные образы, бескровный переворот, моментальное установление новой формы правления, все это намекает нам, что мы имеем дело с патриотическим мифом. Этот миф стал такой же неотъемлемой частью римской традиции, как Ромул, волчица и семь царей.
Мы так и не знаем, лежат ли в основе сюжетов о Лукреции и Бруте какие-либо реальные факты.[82] Существовал ли на самом деле лидер-тираноборец, и звали ли его Брут. И была ли та самая Лукреция, поруганная честь которой имела сыграла такую гигантскую роль в истории. Но давайте задумаемся, о чем все-таки говорит история Брута.
Перед нами история о государственном перевороте, во главе которого стоят четверо человек: Брут, Коллатин, Спурий Лукреций (отец Лукреции) и Публий Валерий[83]. Все они – представители аристократии, можно сказать, самые знатные люди в Риме, причем, трое из списка – родственники царя. Брут, как уже было сказано, являлся родным племянником Тарквиния Гордого по матери. Это значит, что сыновья Тарквиния были его двоюродными братьями. При этом, Тарквиний убил отца и родного брата Брута, чтобы завладеть богатством семьи Юниев. Так что у Брута, очевидно, был личный мотив – это желание отомстить за родных. Коллатин происходил из той ветви Тарквиниев, что проживала в городе Коллация, и приходился Гордому царю троюродным племянником.[84] Лукреция была его женой, значит, и Спурий Лукреций, ее отец, состоял в родстве с царским семейством через брак. Публий Валерий – представитель рода Валериев, самого знатного рода сабинского происхождения, которые пришли в Рим еще при Ромуле. Примечательно, что только у Валерия, как гласит традиция, не было никаких личных мотивов расправляться с царем. Как описывают источники, он участвовал в перевороте из идейных соображений.
Все четверо вождей переворота последовательно стали первыми консулами Рима, причем, очень скоро Брут всенародно обвинил Коллатина в том, что тот сочувствует царям и тайно хочет помочь им восстановить свою власть в Риме. Под этим предлогом он призвал Коллатина отказаться от консульской должности и покинуть город: «Удались другом, освободи город от бремени страха, может статься напрасного. Все убеждены в том, что лишь с родом Тарквиниев уйдет отсюда царская власть».[85] У Коллатина не осталось другого выхода, и он сошел с политической сцены, навсегда увозя из Рима имя Тарквиниев. Разве это не выглядит как успешное устранение конкурента?