- Никлас пришел ко мне в мае прошлого года, - продолжил Клинтан. - Он разыскал меня, потому что ему стало известно о поистине ужасном заговоре так называемых людей Божьих прямо здесь, в викариате. Они подошли к нему, и в течение некоторого времени, как он свободно признается, он позволил себе быть увлеченным и обманутым их ложью. Они убедили его, что их целью было просто "исправить" некоторые "злоупотребления" внутри Матери-Церкви. - Великий инквизитор тонко улыбнулся. - Похоже ли это на то, что мы слышим из других стран о "реформистах", топчущих друг друга в своем стремлении предать Мать-Церковь Стейнейру и его еретикам?
Дючейрн почувствовал, как у него упало сердце, когда он понял, какой отклик этот вопрос найдет у других испуганных викариев. Действительно, он увидел огонек в глазах Тринейра, и по выражению лица Мейгвейра было очевидно, что он готов принять все, что потребуется, чтобы подавить любой "реформистский заговор", исходящий изнутри Храма.
- Сначала Никлас был настолько впечатлен их очевидной искренностью и набожностью, что позволил себя увлечь, - продолжил Клинтан, позволив своему вопросу полностью проникнуть в суть. - Со временем, однако, он пришел к пониманию того, что их действительные цели были гораздо более зловещими. А потом разразилась эта история с Чарисом. В своем стремлении воспользоваться представившейся возможностью, они, по его мнению, допустили ошибку, зайдя слишком далеко в открытую, и он начал видеть вещи, которых раньше не видел, в том числе свидетельства глубоко скрытой личной коррупции. Думаю, он был по понятным причинам напуган - как тем, что он обнаружил, так и тем, как Мать-Церковь и управление инквизиции могут отреагировать на его собственное участие. Ему потребовалось некоторое время и много молитв, чтобы осознать, что его долг - довести все это до моего сведения. Выложить это передо мной, чтобы Мать-Церковь могла защититься от этого ночного нападения. Он осознавал, какому личному риску подвергался, сообщая мне об этом, но все же был полон решимости сделать это, и он это сделал.
Имеешь в виду, он был так напуган тем, что ты сделаешь со всеми ними, если узнаешь сам, что он пришел к тебе, чтобы продать остальных и купить лучшие личные условия, которые он мог, - холодно подумал Дючейрн.
- Можем ли мы услышать это от самого архиепископа Никласа? - спросил Тринейр болезненно нейтральным тоном.
- Конечно, можете. - В голосе Клинтана звучало почти раздражение, как будто он не мог поверить, что у Тринейра когда-либо возникал какой-либо вопрос, и взглянул на ожидающего, молчаливого архиепископа. - Скажи им, Никлас.
- Да, ваша светлость, - ответил Стэнтин.
Он посмотрел на трех других викариев, прочистил горло и с трудом сглотнул. Затем он глубоко вздохнул.
- Все так, как уже описал великий инквизитор, ваши милости. - Его голос слегка дрожал, но он прямо посмотрел им в глаза. - Сначала я искренне верил, что викарий Сэмил и викарий Хоуэрд принимают во внимание только наилучшие интересы Матери-Церкви. На самом деле, я верил в это в течение нескольких лет. Только постепенно некоторые части того, что они говорили, начали звучать так, как будто они противоречили другим частям, и даже тогда я смог убедить себя, что просто неправильно понял. Но они вынуждали меня... делать то, что заставляло меня чувствовать себя неловко. Шпионить за моими коллегами-епископами и архиепископами. Собирать информацию о членах викариата - даже о самом великом викарии. Особенно в поисках улик, которые могли быть использованы для шантажа или давления на членов инквизиции. И, кроме того, за всем, что могло быть использовано в качестве оружия против канцлера, великого инквизитора и казначея.
Он сделал паузу, словно собираясь с мыслями, затем продолжил. - Я начал понимать, что собираемая ими информация могла быть использована личными врагами викариата. Это глубоко обеспокоило меня, особенно когда я начал открывать для себя некоторые... неприятные аспекты их собственной жизни. - Его рот на мгновение скривился в том, что могло быть гримасой отвращения... или, возможно, страха. - Я обнаружил, что за добродетельным фасадом, который они пытались представить, на самом деле они были преданы личной распущенности, которая потрясла меня. Ваши милости, я не ханжа и не новичок в реальности. Знаю, что епископы, архиепископы, даже викарии все еще остаются мужчинами, что все мы все еще подвержены искушениям плоти и что слишком часто мы поддаемся им. Я не готов осуждать кого-либо из моих братьев в Боге за слабость, потому что все смертные слабы и подвержены ошибкам. Но есть извращения, над которыми я должен подвести черту. Противоестественная похоть и жестокое обращение с детьми - это больше, чем я мог бы вынести.
Глаза Дючейрна расширились. Конечно, Клинтан не думал, что сможет продать это остальным викариям? Не о Сэмиле и Хоуэрде Уилсинах, из всех мужчин!