Наставник и чудотворец

В 1914–1916 годах, в самом преддверии большевистского переворота, в Оптиной пустыни побывали Царственные мученики — великая княгиня Елизавета Федоровна, великий князь Дмитрий Константинович и князь Константин Константинович — всех их напутствовал и благословлял, а потом и беседовал с ними старец Нектарий. Без сомнения, высокий духовный смысл заключался в этих беседах. Может быть, старец и открыл высоким собеседникам свое видение будущего России, грозно надвигающихся событий.

В этих грядущих событиях много тягот и мучений понесли и монашествующие. Как и все скитские старцы, отец Нектарий окормлял не только братию, но и множество монахинь из разных монастырей, в том числе белёвского Крестовоздвиженского. Предвидя неимоверные трудности и лишения, которые им предстоят, старец заранее приучал их к терпению неудобств. Так, белёвская монахиня Елена вспоминала, что еще перед поступлением в обитель (по его же благословению) отец Нектарий стал ее закалять, оставив на время пожить в оптинской гостинице. «Настала осень, а я была в летнем костюме и в туфлях. Родные обещали прислать мне пальто и денег, но ни того, ни другого я не получила. Начались дожди, я мерзла, в номере гостиницы не было и печки, мне предлагали перейти в другой номер, но батюшка не благословлял, подводил за руку к градуснику: «Посмотри сколько, нет мороза еще?.. Потерпи, благодать Божия тебя согреет». А посторонние меня всё жалели, удивлялись, почему не переменить номер. Монахи предлагали кто фуфайку, кто малинового варенья. Я кашляла. Перчатки дали. Келейник дал свои высокие сапоги… Один батюшка как бы ничего не хотел замечать. Также и в обители батюшка меня к суровой жизни приучал. Монастырь своекоштный был. Все свое было у сестер. Помню, мне трудно было печь хлеб, месить тесто. И дров больше требовалось, и мне казалось проще иногда блины печь, но батюшка не позволил. Однажды спросила о скоромном масле, считала и это для себя роскошью после, но в голод хотела себя подкрепить. Батюшка сказал с натяжкой: «Для здоровья-то полезно… ну можешь». Однажды я подумала: «Неужели батюшка не сочувствует мне, не знает, как мне тяжелы условия белёвской жизни после Петрограда?» И батюшка вдруг сам стал спрашивать детально, как я живу, как питаюсь… Спрашивал, тяжело ли мне воду из-под крутой горы носить осенью и весной. Учил употреблять дождевую воду и снеговую, так как к реке не подступить было. Спрашивал, сколько весит ведро, будет ли двадцать фунтов в нем (фунт равен четыремстам граммам.)? Я с трудом одно ведро носила — после привыкла, окрепли мускулы. «Потерпи, всё это Бога ради», — и меня утешал, что доволен тем, что в Белёве живу. Говорил потом: «А ведь ты ни разу не попросилась у меня в Петроград».

Я любила слушать батюшку, когда он рассказывал что-нибудь, иногда притчами, наставления или жития святых, преподобных жен.

Указывая на некоторые из них, он говорил: «Читай и подражай». О молитве говорил: «Молись, и сама молитва всему научит». Он был делатель молитвы Иисусовой, любил говорить о ней, повторял: «Это тебе моя заповедь — всегда, везде, при всяком деле говорить: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную». <…> Когда я жаловалась батюшке на свою неисправимость, скорбела о том, батюшка сказал: «Немощь и покаяние до смерти чередуются. И в Прологе есть: если согрешивший скажет: «Господи, согрешил, прости мя», — и будет ему паче венца царского».

Батюшка любил показывать пример трудолюбия, он всегда был чем-нибудь занят. Переписывал, писал или разрезал письма, срезал чистые кусочки бумаги, записывал на них имена. Старался, чтобы ни один кусочек бумаги не пропадал. Когда келейники его заготовляли дрова, батюшка уходил на свой дворик-сад и приносил щепочки, прутики в своей ряске, трудясь так же (для растопки очага годилось). В голод батюшка иногда кормил меня у себя в келлии, шутя говорил: «Ешь, а то не дойдешь до Белёва».

Велико было смирение старца. Он всегда говорил о себе: «Я в новоначалии, я учусь, я утратил всякий смысл. Я кормлю лишь крохами одними, а батюшка Анатолий целыми хлебами». Или: «Я наистарший в обители летами, больше пятидесяти лет в обители прожил, а наименьший по добродетели». Все, помню, батюшка ходил на исповедь в монастырскую больницу к архимандриту Агапиту, и мы иногда его провожали. Он был слаб, уставал, и, помню, ему однажды сказали: «Батюшка, вы бы палочку взяли, вам бы легче было ходить с палочкой». Батюшка ответил: «У меня нет еще на это благословения». Этим он показал, что даже на такую мелочь он спрашивал благословения духовного отца — архимандрита Агапита…