Настанет день

— Я приму к сведению все замечания и свидетельства, — произнес он, ухватившись за край стола. — Всего хорошего, джентльмены.

С этими словами он покинул комнату, и вместе с ним вышел Герберт Паркер.

ТРЕБУЮТСЯ ЗДОРОВЫЕ, КРЕПКИЕ МУЖЧИНЫ

Бостонское управление полиции проводит набор в добровольную полицейскую дружину, которую возглавит бывш. суперинт. полиции Уильям Пирс. Только для белых. Желательно с опытом участия в войне или атлетического телосложения. Кандидатам обращаться в Арсенал штата с 9:00 до 17:00, пнд — птн.

Лютер положил газету обратно на скамейку, где он ее и нашел. Добровольная полицейская дружина, вы только поглядите. Вооружить свору белых мужиков, которые или слишком тупые, чтобы получить нормальную работу, или до того рвутся проявить свою мужскую силу, что готовы ради такого дела бросить хорошее место. И тем и другим оружия лучше бы не давать, а то скверно кончится. Он представил себе такое же объявление, призывающее на такую же службу черных, и громко расхохотался. Белый, сидевший через скамейку от него, тут же встал и ушел.

Лютер, вот редкость, целый день бродил по городу, потому как от нетерпения готов был наизнанку вывернуться. В Талсе его ждет ребенок, которого он никогда не видел. Его ребенок. И Лайла тоже его там ждет, и она с каждым днем к нему, Лютеру, все больше мягчает. Когда-то он верил, что мир — огроменная вечеринка, набитая интересными мужчинами и прекрасными женщинами, и что, каждый по-своему, они без остатка заполнят все пустоты в нем, в Лютере, и он наконец станет целым, впервые с тех пор, как Лютеров папаша сделал ноги. Но теперь он понимал, что на самом-то деле все иначе. Да, он встретил Дэнни и Нору, и его чувства к ним настолько остры, что даже поразительно. И, Господь свидетель, он любит обоих Жидро, они стали для него как бабушка и дедушка, о которых он раньше часто мечтал. Но в конечном счете это ничего не меняет: Лютер предпочел бы оказаться дома. Со своей женушкой. Со своим сыном.

С Десмондом.

Такое имя выбрала для сына Лайла, и Лютер вроде бы как успел согласиться, прежде чем случилось то, что случилось. Выбрала в честь Лайлиного дедушки, который учил ее Библии, когда она сидела у него на коленях, и, видать, он-то и дал ей этот твердый стержень внутри, потому как не могло же это взяться ниоткуда.

Десмонд.

Хорошее имя. Лютер полюбил его до того, что оно вышибало у него слезу. Это он привел Десмонда в этот мир и когда-нибудь Десмонд совершит великие дела.

Если Лютер сможет к нему вернуться. К ней. К ним.

Человек строит свою жизнь, пашет на белых, чего уж там, но работает при этом на свою жену и на своих детей, на свою надежду, что их жизнь станет лучше. Мужик должен что-то делать для тех, кого любит. Все просто.

Да только ни черта он не может поделать. Потому как даже если он каким-то чудом разберется с Маккенной, он все равно не сможет двинуться к семье: там его поджидает Дымарь. И он не сможет убедить Лайлу перебраться к нему (он еще с Рождества несколько раз пытался), потому как для нее Гринвуд — что дом родной, а еще она, понятно, опасается, что, ежели соберет вещи и отправится в путь, Дымарь пошлет кого-нибудь вдогонку, чтобы за ней проследить.

Он подхватил со скамейки газету и встал. На той стороне Вашингтон-стрит, перед магазином «Файв энд дайм», торчали двое мужиков и пялились на него. На обоих — шляпы и легкие костюмы в полоску, оба маленькие и какие-то пришибленные; они бы даже казались потешными (мелкие биржевые клерки, которые приоделись, чтоб выглядеть посолиднее), если бы у каждого не болталась на боку большая коричневая кобура. Биржевые клерки с пушками. Другие магазины нанимали частных детективов, банки требовали себе не иначе как помощников шерифа, но заведениям поплоше, куда деваться, приходилось обучать собственных сотрудничков обращению с оружием. В каком-то смысле — даже менее надежная штука, чем эта добровольная полицейская дружина. Лютер предполагал (или, по крайней мере, надеялся), что копов-добровольцев натренируют получше, придадут им каких-никаких командиров. Но эти наемные помощнички, мальчишки при лавках, сыновья и зятья ювелиров, меховщиков, пекарей, конюхов, — теперь их встречаешь по всему городу. И они все перепуганы. Они дико взвинчены. И вооружены, братец.

Лютер не удержался: видя, что они косятся на него, пересек улицу, хотя вроде не собирался, и подошел к ним эдак вразвалочку, как самый что ни на есть заправский негр, и озорно подмигнул. Двое переглянулись, и один из них вытер ладонь о штаны аккурат под своим пистолетом.

— Денек-то ничего, а? — сказал Лютер.

Охранники не проронили ни слова.

— А небо-то какое синее, — продолжал Лютер. — В первый раз за неделю развиднелось, а? Вам бы порадоваться погодке.