Наследство в глухой провинции

Боковым зрением я увидела перекошенное от злости лицо Германа, разинутый в крике рот, но больше ничего рассматривать не стала, потому что помчалась прочь от этого места, уповая на то, что у него под рукой не окажется попутной машины, или такси, или любого другого транспортного средства.

Глава двадцать первая

Терпеть не могу сумеречное время суток, когда все предметы теряют четкие очертания и даже природные цвета. Порой в раздражении я даже начинаю доказывать самой себе, что поговорка «Ночью все кошки серы» вовсе не о ночи. Ночью у них только глаза светятся одинаково. В сумерках все кошки серы — вот как надо говорить.

На самом деле все, что я сейчас мысленно выдавала, было продуктом моего взбудораженного мозга. Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел!

Мне не верилось. Хотя я могла просто смотреть в зеркало заднего вида, мне хотелось обернуться и долго смотреть назад: не кинулся ли кто за мной в погоню?

Неужели я смогла просто так взять и уехать. Получилось, я бросила Вируса в каком-то заштатном мотеле. Но с другой стороны, а кто он мне — друг, брат? Может, это из-за него я лишилась мужчины своей жизни.

Надо же, как меня мотает — от пьянящего воздуха свободы до некоторой виноватости: вот взяла и оставила мальчишку одного, с тремя миллионами баксов в обычной дорожной сумке. Олька мне не поверит! А родителям я даже не стану рассказывать, а то еще решат, что их великовозрастную доченьку нельзя никуда отпускать одну.

За окнами моей Симки наступила ночь, смутное время кончилось, и, как ни странно, окружающий меня пейзаж стал четче и строже. По крайней мере в свете фар машины.

Ничто не мешало мне вести машину и думать думу. «Узелок завяжется, узелок развяжется», — сообщило «Радио-ретро». Насчет развязаться — это пожалуйста, вон некоторые концы моей странной истории так и болтаются по ветру и завязать их нечем.

Кто убил тетку, я не узнала. То есть Федор мне не сказал его фамилию. Да надо ли мне это знать?

И что делать мне с моим магазином? Еще одно наследство!

И что делать мне с предполагаемым браком? Выходить за Михайловского или нет?

Может, зря я продала Далматову теткин дом? Правда, теперь он все равно покойник. Александр Бойко отомстил за смерть своей возлюбленной, пусть даже Жора-Бык, как считает Михайловский, вовсе не давал приказ о ее убийстве.

По большому счету дом вообще теперь ничей. Вернее, по документам мой, но я больше не собиралась предъявлять на него права.

На магазин я тоже не собираюсь их предъявлять.

«Однако документы на него взяла с собой!» — напомнил внутренний голос. Я даже и в мыслях ходила вокруг да около, боясь что-то окончательно решить для себя.

Мне отчего-то вспомнилась Лера, которую по телефону отчитывал Михайловский. Что же, и мне вот так оправдываться: «Федя, ну, Федя, я не виновата, он сам меня утащил». А Федя наверняка начнет доказывать, что я могла бы крикнуть, могла бы позвать на помощь, могла бы позвонить, могла бы вообще не ходить одна за какими-то там цветами…

Хорошо хоть, Симка продолжала спокойно ехать вперед, глотая километры дороги и с каждой минутой приближая меня к дому…

Или оставить все как есть? Положиться на судьбу? Ведь это так удобно, во всем ссылаться на нее. Мол, для чего-то же она это сделала, послала к озеру Германа-Вируса… Я взглянула на часы: девять вечера. Если и дальше моя езда пойдет так же гладко, в полночь я буду дома.

Все складывалось хорошо. Прямо-таки прекрасно. Откуда тогда у меня это ощущение тревоги? И даже вины. Словно я предала кого-то. Или просто совершила недостойный поступок.

Теперь, чем ближе я подъезжала к родным краям, тем жарче становилось мне в шерстяном свитере и джинсах. Я ехала в лето, господа!

Остановив машину на обочине, я быстренько переоделась в льняные бриджи и футболку. Посидела немного и медленно тронулась с места.

Я ехала домой, я думала о вас… Прощай, Федя! Прощай, мой синеглазый майор! Прощай, несостоявшаяся падчерица Валерия! Немного позже я напишу вам, расскажу все, что случилось, и… пришлю генеральную доверенность на имя Федора: пусть распорядится домом на улице Парижской коммуны как хочет. На законном основании. Может, там поселится какой-нибудь милиционер, у которого проблемы с жильем.

А я вернусь к Коле Дольскому.

Подумала так и поняла: нет, не вернусь! Он будет недоумевать: что случилось? Ведь не прошло и недели, а я вдруг стала совсем другим человеком. Ну может, и не совсем, а только не хочу я больше жить с мужчиной просто так, без любви. Дружба и секс — звучит как-то по-дурацки.

— Мамочки мои, Ларка! Неужели ты наконец приехала. — Олька обнимала меня и почти по-мужски тыкала кулаком под ребра. — Зараза! Как я по тебе соскучилась!

Но время, отведенное на объятия, уже давно кончилось, а Олька все не выпускала меня из рук.

— У тебя что-то случилось? — Наконец я вырвалась из дружеских объятий и заглянула Ольге в глаза — они сияли.

Не потому, что я приехала — точнее, не только потому, — сияние шло у нее изнутри.