Наследство в глухой провинции

— Последний вопрос. Скажите, тот человек в машине, что назвался Сергеем, имел серые глаза, короткую стрижку, на пальце перстень с монограммой «СШ», на мочке правого уха родинку?

Я на мгновение потеряла дар речи: за кого он меня принимает — за следователя прокуратуры?

— Увы, ни перстня, ни родинки я не заметила, а в остальном вроде похож.

— В остальном! — хмыкнул майор. — Ну и к кому, интересно, на вашей улице мог приезжать Сергей Шувалов — огневик Бойко?

— Что значит, огневик?

— Человек, который принимает от оптовиков оружие с проверкой его боевых качеств. Он бывший военный, подполковник запаса.

Сказать, что я ничего не понимала, значит, ничего не сказать. Я недоумевала, была в растерянности, чуть ли не в панике. Мало того что некие казаки, весьма похожие на бандитов, выложили за обыкновенный деревянный дом кучу баксов, так теперь мной заинтересовались торговцы оружием! От такого впору с катушек съехать.

Глава десятая

Чего на меня так уставился этот ивлевский мент?

Я уже думала не о его красивых глазах, не об обстоятельствах, при которых мы с ним познакомились, а лишь о том, как бы мне поскорее выбраться из этого кабинета, из этого здания, из этого города… Успокоюсь я только за рулем моих «Жигулей», которые станут удаляться от этих мест со скоростью минимум сто двадцать километров в час.

— Ищете во мне сходство с Элизабет Тейлор? — поинтересовалась я.

А между тем, понимая, что повторяюсь, уже почти сутки твержу себе одно и то же, но, поскольку ничего не менялось, я продолжала бубнить: домой хочу, домой!

— Нет, — опять нарушил он мое мысленное уединение, — я жду, когда вы мне все расскажете.

— Чего ради я должна рассказывать вам все? Обо мне все даже моя мама не знает, не то что посторонний человек.

Но Михайловский продолжал ждать от меня каких-то слов, потому я и сказала первое, что пришло в голову:

— Улита едет, когда-то будет, а пока этот ваш Бойко спокойно занимается своим нелегальным бизнесом.

— Сказать про его бизнес «спокойный» можно с большой натяжкой, — проговорил он назидательно. Можно подумать, я тоже собиралась торговать оружием и как раз в эту минуту просила у него совета.

— Наверное, бойковцы решили, что я тоже приехала в ваши края за оружием, и всего лишь проверяли, нет ли за мной хвоста?

Михайловский заглянул в мои невинные, широко распахнутые глаза и покачал головой:

— Нехорошо, Лариса Сергеевна, смеяться над работником правоохранительных органов. Просто так Сережа Шувалов возле вашего дома не нарисовался бы.

— Вы говорили, что он подполковник.

— На самом деле он дослужился до полковника, а потом захотел добиться справедливости, прорвался на прием к министру обороны — пытался ему втолковать, что нашу армию надо срочно реорганизовывать. Ну его и отправили обратно в ряды действующей армии, но уже с понижением на одну звезду и в полк, что базировался в Забайкалье. А ведь он стал полковником в тридцать четыре года. Случай для действующей армии почти беспрецедентный.

— Вот так понизили в звании, без объяснения?

— К чему-то, конечно же, придрались. Там, где нет порядка вообще, нетрудно найти виноватого. Но мне кажется, мы ушли в сторону от нашей с вами темы.

Однако весело живут люди в глубокой провинции! Мы-то издалека их жалеем: мол, скучают бедняжки, никаких развлечений, кроме пьянки, а у них тут пыль столбом и дым коромыслом! Какие-то, мягко говоря, казачьи сотники не моргнув глазом швыряются долларами. Бывший военный — нынешний бандит, и начальник убойного отдела спокойно это констатирует… Насколько я знаю, в детективах, столь любимых моей подругой и шефиней, милиционеры вовсе не так беспомощны, как в районном городе Ивлев. Или я ошибаюсь?

Михайловский шумно выдохнул и, поскольку в этот момент как раз прохаживался по кабинету, остановился возле меня.

— Я ответил на все ваши вопросы, Лариса Сергеевна?

Мои мышцы невольно напряглись. По опыту общения с деловыми людьми можно было догадаться, что за подобным вопросом последует. Но мне ничего не оставалось, как честно ответить:

— На все.

— Теперь, я считаю, ваша очередь.

— Отвечать на вопросы? — жалобно уточнила я. — А разве не этим мы только что занимались? К тому же в отличие от вас я ничего не знаю.

— Хорошо, тогда поясните, что у вас в правом кармане джинсов?

Я покраснела. Прямо-таки залилась краской. Рентген у него в глазах, что ли? Дело в том, что последние несколько минут я невольно касалась кармана, в котором лежала бумажка, вынутая из теткиной шубы с таинственной надписью «Антитеррор». Но на всякий случай я сказала:

— Так, пустяки, небольшой клочок бумаги. Завалялся.

— А я могу на него взглянуть?

— Но зачем? Эта бумажка… она личная! И никакого отношения к нашему разговору не имеет… Что вообще вы себе позволяете? Я пришла в милицию по своим производственным вопросам…

— Конечно, я не могу вас обыскивать. И если вы поклянетесь, что сказали правду, мы не станем к этому клочку возвращаться.

Мой язык отчего-то не хотел произносить слова клятвы, а сказал совсем другое:

— Вообще-то он и не мой вовсе, а тетки Олимпиады…

Михайловский молча протянул руку.