Наследие предков

Вскоре они обнаружили и первое подтверждение этому предположению: справа в стене темнел широкий колодец круглого сечения, уходящий вверх. В колодце можно было разглядеть ржавые остатки подъемного механизма, а также гнутые и частично отсутствующие скобы вертикальной лестницы.

— Черт! На какой же мы глубине?! — охнул Баграмян, посветив фонарем наверх. — Конца этому колодцу не видать. А там, метрах в десяти над нами, похоже, дверной проем или другой коридор. Что это такое вообще?

— Возможно, на поверхности, над колодцем располагалась зенитная или гаубичная батареи. А тут к ней боеприпасы подвозились.

— Не слишком ли расточительно строить сеть туннелей для подвоза боеприпасов? — спросила Рита.

— Ну, в условия осады города… А Кенигсберг, напомню, был городом-крепостью. Так вот, в условиях осады, когда идут артобстрелы и бомбардировки, расточительно подвозить припасы именно по улицам города. Одно попадание — и целый квартал можно детонацией положить. А тут тихо, спокойно и бесперебойно. Может, там вообще не батарея, а какое-нибудь важное здание. Например, управа гауляйтера.[30] А это эвакуационный канал. Хотя кто его знает…

Тигран принялся осматривать различный хлам, скопившийся на дне колодца.

— Похоже, там действительно была батарея, — произнес он после того, как извлек какой-то мятый цилиндр.

— Что это? — поинтересовался Загорский.

— Это гильза. Восемьдесят восемь миллиметров. Ходовой калибр для немецких зениток и противотанковых орудий был.

— Ну да, — кивнул Александр. — «Тигриный» калибр.

— Слушай, а может, где-то под землей у них вообще завод боеприпасов был, и прямо с конвейера — сюда?

— Вполне возможно, — Загорский ухмыльнулся. — Под Ленинградом и в Сталинграде на горьком опыте научились, из заводского цеха — сразу в бой.[31]

— Это точно, — кивнул Баграмян. Внезапно что-то привлекло его внимание в остатках смонтированной у стены моторной установки механического подъемника, от которого уцелела только пара вертикально уходящих наверх рельс.

— Чего ты там нашел?

— Тут, на кронштейне, надпись какая-то, сваркой выведенная. По-русски!

— Да ты что?! — Александр подскочил к Тиграну и также посветил своим фонарем.

«Кр-армеец Демьян Трофимов. Пленен в II/42 г.»

Тигран, вооружившись ломиком, принялся отбивать крепление мотора от стены.

— Ты чего делаешь? — удивился Загорский.

— Опыт мне подсказывает, что он не просто так расписался тут, — кряхтел, орудуя инструментом, Тигран. — Я когда только в армию призвался и в учебке был, пришлось нам гараж строить одному говнюку-полковнику. Ну мы с пацанами там, во время перекура, решили заложить в кладку шлакоблоков записку для потомков. Расписались там и написали все, что думаем о том полковнике и чего помимо вечной диареи ему желаем.

Кронштейн, наконец, не выдержал напора и отошел от стены. Ко всеобщему удивлению, за ним был спрятан сложенный вчетверо полуистлевший лист бумаги.

Взяв его в руки, Баграмян осторожно развернул.

На одной стороне был печатный текст.

— Саня, ты вроде немного знаешь немецкий. Тут одно и то же слово повторяется много раз.

— Что за слово?

— «TOD».

— «Tod», значит «смерть». — Александр деликатно принял листок из рук напарника. — А тут не только на немецком. Тут еще вон, на польском и внизу на русском.

— А точно!

За неподчинение надзирателю — смерть.

За опоздание на построение — смерть.

За распевание песен в бараке — смерть.

За утаивание еды — смерть.

За саботаж — смерть.

За отказ вставать во время трансляции речи фюрера или германского марша — смерть.

Некачественная работа есть саботаж и за это — смерть.

…смерть, смерть, смерть, смерть…

— Н-да, — покачал головой Тигран и развернул листок. На оборотной стороне этой памятки, которая, по логике, должна была быть пустой, также имелся текст. Выведенный неровными буквами, возможно, соломинкой либо древесной щепкой. Какими-то бурыми чернилами… Хотя нет…

— Тут кровью написано, — тихо прошептал Баграмян.

«…за отказ работать на объекте повесили 25 человек. 9 поляков. 1 германский коммунист. Остальные наши. Пришлось работать, чтобы уберечь остальных. Смерть фашистским псам! С нами Сталин! Верим, нас освободят, и мы искупим свой позор плена и отомстим за умученных товарищей…»

Ниже шел список имен. Похоже, тех, кого казнили.

Тигран медленно присел на кучу хлама и тяжело вздохнул, глядя на текст:

— Мой дед в плену тоже был, — тихо заговорил он. — Потом бежал с дружками. Одного он часто вспоминал. Здоровый такой лось, говорил. Старшина Маломальский. Кулаком голову часовому расплющил. Вернулись к своим. И до Одера дошел. Дед потом с самураями поехал воевать на Восток. Америке подсобили с квантунами.[32] Задавили их деды наши, Санька. Отомстили за все.

— Да какая сейчас разница? — пожал плечами Загорский.

Баграмян удивленно уставился на него:

— Как это, какая? Как это, какая, Саня? Большая разница! Мы ведь такого врага одолели! Это ведь история наша!

— И кому теперь вообще нужна история?..