Наследие предков

— Я не отрицаю, что когда-то эта земля была Восточной Пруссией. Но позвольте теперь я вам расскажу историю своего рода. Мои предки жили в Белоруссии. Простые труженики от сохи. Потом вдруг пришли ваши предки. Среди ста пятидесяти восьми деревень, захваченных ими, оказалась и та, где жили родители моего деда и его сестра. Их сожгли. Заживо. В амбаре. Их троих и еще сто шесть человек. Тоже стариков, женщин и детей. Из всей деревни выжило двадцать детей, которых ваши предки отправили в Саласспилский[33] лагерь смерти. И там из них выкачали кровь для раненых солдат Гитлера. Я надеюсь, вы понимаете теперь, отчего я по праву называю эту землю НАШЕЙ? Вы поняли причинно-следственную связь?

Клаусмюллер нахмурился. Пристально смотрел на Стечкина и играл желваками на лице.

— Может, вы хотите сказать мне, что сие действо было частью акта по освобождению нашего народа от большевистского ига? — зло усмехнулся майор.

— Мои предки были воинами. Солдатами, но не палачами, — отозвался, наконец, центурион.

— О да! Эту песню я знаю. Много раз мы слышали нечто подобное! Мы были солдатами! Мы не были в СС! Мы выполняли приказ! Была война!..

— Прошло почти сто лет! К чему теперь ворошить прошлое?!

— Да. Прошло почти сто лет. Но мы-то помним. Ибо забывать такое не просто нельзя. Забывать такое — преступление.

— И что же, вы теперь ненавидите за это всех немцев? — усмехнулся Элиас.

— О нет. К немцам и вообще к людям я нормально отношусь. Как говаривал один высокопоставленный грузин, «Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается и будет всегда». Даже среди моих людей есть этнический немец. Но вот это!.. — Стечкин вытянул руку и презрительно указал на нацистскую повязку центуриона.

— Ах, вот оно что! — Клаусмюллер покачал головой. — А теперь давайте перенесемся в наше скорбное время из овеянного мифами прошлого. Вы не забыли, во что превратился весь мир? Я подчеркиваю: ВЕСЬ МИР. Вы, возможно, долгие годы не сходили с места, но мы пересекли половину земного шара, чтобы добраться сюда, и повидали многое. Так вот. Всюду так. Всюду руины. Разрушенные города, ставшие надгробными курганами миллионов. И кто это сделал? Те, кто носил такие повязки? — Центурион в голос расхохотался. — В первую очередь это сотворили ВЫ! Носители высших псевдоидеалов! Победители гитлеризма! Вы уничтожили мир! Потому что если бы повсюду установился истинный национал-социализм, то не было бы нужды выяснять отношения. Царил бы железный и непоколебимый порядок на всей планете! Но ВЫ уничтожили все! Колесо истории неумолимо. Ваша страна в итоге развалилась на части, а это как раз то, чего желал ОН. Европа в итоге объединилась. И это то, чего желал ОН. Но вот всемирный апокалипсис как раз таки сотворили вы… Даже если вернуться обратно в это, так неуместно напомненное вами время. Кто применил бомбу первым? Злодей Гитлер? Или демократ Трумэн? А?

Теперь рассмеялся русский майор:

— Да если бы у вашего Адольфа была бомба, мы, скорее всего, вообще не имели бы чести с вами разговаривать!

Клаусмюллер вдруг переключился на какой-то эмоциональный разговор с переводчиком Паулем. Они быстро и вполголоса обменивались короткими фразами, причем центурион явно был чем-то очень недоволен. Затем, после нескольких минут такой заминки, Рохес снова заговорил по-русски:

— Простите, я не совсем точно перевел, — проговорил он, косясь на командира. — Речь шла о химическом оружии.

— О химическом? — Павел прищурился. — Кажется, вы чего-то недоговариваете. Какое отношение к данному контексту тогда имеет Трумэн, который применил первым все-таки атомную бомбу, а не какие-то газы?

Рохес что-то сказал командиру. Тот резко ответил, и Пауль продолжил переводить, оставив эту заминку уже в безвозвратном прошлом:

— И в этот раз, — говорил он, — вы открыли огонь первыми.

— Вообще-то первым открыл огонь ваш человек.

— Но вы его убили!

— Естественно! Ответным огнем, в целях самозащиты! — разозлился Стечкин, которому эти обвинения уже порядком надоели. — Это был акт обороны, но не агрессии!

— У нас свой взгляд на происшедшее.

— Я в этом и не сомневаюсь. Однако мы здесь встретились для того, чтобы кровопролитие прекратить, не так ли? И, как вы понимаете, это не проявление слабости. В нашей силе и боеспособности вы имели возможность убедиться. Но нам не нужны ваши жизни. И нам не нужна война. Впрочем, она нам никогда не была нужна.

— И что вы хотите? — спросил Клаусмюллер.

— Вопрос в том, чего хотите вы. И тогда я отвечу вам, смогу я согласиться с этим либо нет.

— Нам тоже не нужно кровопролитие. Мы пришли сюда с другими целями.

— И что за цели?

— Наследие.

Стечкин хмыкнул. Он уже хотел было сказать, что в курсе про некое «наследие основателей», однако не желал вольно или невольно навлечь этим неприятности на Рохеса. За прошедшее время он к нему уже привык.

— Можно подробнее? — сказал лишь майор.