Насколько прочно Основание

Его губы почти дрогнули в улыбке. Он был довольно хорошим пловцом, но мысль о том, сколько воды может вместить сооружение такого размера, как аккумулятор, была пугающей. Он видел цифры — доктор Маклин из королевского колледжа рассчитал их для него, — но тогда это были всего лишь цифры на листе бумаги. Теперь он смотрел на реальность «цистерны» высотой пятьдесят футов и шириной тридцать пять футов, поднятой еще на тридцать футов в воздух. По словам Маклина, в нем содержалось около полумиллиона галлонов воды. Это было число, о котором Уилсин даже не мог подумать до введения арабских цифр, которым самим едва исполнилось пять лет. И все же вся эта вода и все создаваемое ею огромное давление были сосредоточены в единственной трубе в нижней части аккумулятора — единственной трубе, почти достаточно широкой, чтобы в ней мог стоять мужчина — ну, по крайней мере, высокий мальчик, — которая подавала отток аккумулятора не к водяному колесу, а к чему-то, что Хаусмин назвал «турбиной».

Еще одно новое нововведение, подумал Уилсин, но все еще вполне в рамках Предписаний. Джво-дженг никогда не говорил, что колесо — единственный способ генерировать энергию воды, и мы всегда использовали ветряные мельницы. Это все, чем на самом деле является одна из его «турбин», когда все сказано; она просто приводится в движение водой вместо ветра.

Однако расположение его внутри трубы позволило «турбине» использовать всю силу всей воды, проходящей по трубе под таким давлением. Не только это, но и конструкция аккумулятора означала, что давление, достигающее турбины, было постоянным. И хотя потребовалось полдюжины обычных водяных колес только для того, чтобы перекачать достаточное количество воды для питания каждого гидроаккумулятора, отток из турбины направлялся обратно в резервуары-отстойники, питающие и приводящие в движение водяные колеса, что позволяло рециркулировать и повторно использовать большую ее часть. Теперь, если планы Хаусмина по откачке воды из озера окажутся осуществимыми (как, казалось, большинство его планов), его снабжение водой — и мощностью — будет эффективно обеспечиваться круглый год.

Теперь у него также закончены каналы, — размышлял священник. — Теперь, когда он может доставлять железную руду и уголь прямо со своих шахт в горах Хант, он действительно может использовать всю эту мощь. Только архангелы знают, что это будет означать для его производительности!

Это была отрезвляющая мысль, и новое увеличение производства Делтака, несомненно, должно было сделать Эдвирда Хаусмина еще богаче. Что еще более важно, оно должно было сыграть решающую роль в способности империи Чарис выжить под безжалостным натиском Церкви Господа Ожидающего.

Нет, не Церкви, Пайтир, — еще раз напомнил себе Уилсин. — Храмовой четверки, кровожадного ублюдка Клинтана и остальных. Это они пытаются уничтожить Чарис и любого другого, кто осмелится бросить вызов их извращению всего, за что должна стоять Мать-Церковь!

Это было правдой. Он знал, что это правда. И все же ему становилось все труднее провести это разделение, когда он наблюдал, как все в церковной иерархии смиренно преклоняют колена перед храмовой четверкой, принимая зверства Клинтана, его искажение всего, чем должна была быть инквизиция и за что она выступала. Было достаточно легко понять страх, стоящий за этим принятием. То, что случилось с его собственным отцом, его дядей и их друзьями из викариата, которые осмелились отвергнуть непристойную версию Матери-Церкви Клинтана, было ужасным предупреждением о том, что случится с любым достаточно глупым, чтобы противостоять ему сейчас.

И все же, как он вообще смог занять должность великого инквизитора? Как могла Мать-Церковь быть такой слепой, такой глупой — такой глупой и потерянной в своей ответственности перед самим Богом, — чтобы доверить Жаспару Клинтану эту должность? И где были другие викарии, когда Клинтан убил Самила Уилсина, Хауверда Уилсина и других членов их круга реформаторов? Когда он применил Наказание Шулера к викариям Матери-Церкви не за какую-либо ошибку в доктрине, не за какой-либо акт ереси, а за то, что те осмелились противостоять ему? Никто из других викариев не мог поверить нелепым обвинениям инквизиции в адрес их собратьев-реформистов, и все же ни один голос не прозвучал в знак протеста. Ни одного, когда сам Лэнгхорн поручил священникам Матери-Церкви умереть, если это окажется необходимым, за то, что, как они знали, было правдой и правильным.

Он закрыл глаза, прислушиваясь к реву доменных печей, чувствуя, как дисциплинированная энергия и сила пульсируют вокруг него, собираясь, чтобы противостоять Клинтану и другим людям в далеком Сионе, которые поддерживали его, и почувствовал, как сомнение снова гложет его уверенность. Не в его вере в Бога. Ничто и никогда не сможет коснуться этого, подумал он. Но его вера в Мать-Церковь. Его вера в пригодность Матери-Церкви как хранительницы Божьего плана и послания своим детям.